Премия провинции у моря

КоммерсантЪ-Daily

Третий раз, в астрономический день рождения А. Пушкина (6 июня), состоялось вручение самой престижной петербургской литературной премии Северная Пальмира. Премией награждаются лучшие поэтические, прозаические и критические произведения, опубликованные в Петербурге в течение года, а также лучшее, по мнению жюри, петербургское книгоиздательство. Претенденты были объявлены уже в начале года. И тогда же начались первые скандалы, сопровождавшие вручение этой премии как в прошлом, так и в позапрошлом году. На этот раз из числа номинантов был исключен роман Валерия Попова Разбойница, а поэтический сборник Льва Рубинштейна Регулярное письмо, изданный издательством Ивана Лимбаха, не удалось включить даже в число соискателей. Почему?

Чем меньше читатели интересуются современной литературой, тем больше появляется литературных премий. И это понятно: подтверждая справедливость пословицы не мытьем, так катаньем, премии становятся опробированным механизмом привлечения новых читателей. Гладиаторские бои литераторов представляются более привлекательным зрелищем, нежели одинокое чтение в тиши библиотечного зала. Поколебленные авторитеты, поверженные амбиции, нешуточная литературная борьба, конечно, интригуют.
Но по идее литературная премия должна не только стимулировать интерес читателей к литературе, но и служить своеобразным ориентиром. Премия приобретает престиж, если (помимо существенного денежного наполнения) обозначает путь будущего развития литературы. Тогда премируемое произведение становится маяком или путеводной звездой; по звездам потерявшие компас корабли прокладывают себе путь в бурном море — границы литературы раздвигаются, и появляются огоньки заветной гавани.
В действительности же новые российские премии (и Северная Пальмира здесь не исключение) пока являются лишь инструментом самоутверждения. Определенных поколений, эстетических пристрастий (по большей части охранительно-традиционных), понятных региональных интересов. И акцент ставится не на будущем или настоящем, а на прошлом, которое выдается за наше будущее и единственно стоящее настоящее.
Чтобы обосновать справедливость своего выбора, учредители премий прибегают к набору известных приемов — собирают авторитетное жюри и составляют эффектную преамбулу, дабы предвосхитить вопрос — кто судит и за что?
В преамбуле Северной Пальмиры сказано, что это не премия рыночного успеха, не премия читательской популярности, а премия эстетических координат. Читатель должен понять, что в объективе нечто, в просторечии определяемое как нетленка. По замыслу организаторов Северная Пальмира должна была стать питерским вариантом Букера или Международной Пушкинской премии, а точнее — ответом им. В состав жюри премии вошли прославленные шестидесятники: актерский цех представляет Олег Басилашвили, режиссерский — Лев Додин и Алексей Герман, музыкальный — композитор Андрей Петров, историю — академик Александр Панченко и Яков Гордин (журнал Звезда), филологию — Борис Егоров и Борис Аверин, критику — Самуил Лурье (журналы Нева и Постскриптум) и Андрей Арьев (Звезда), перевод — Леонид Цывьян, литературу как таковую — Александр Кушнер и Борис Стругацкий. Явное преобладание далеких от актуального литературного процесса режиссеров и актеров и почти зияющее отсутствие писателей должно подтвердить беспристрастность выбора жюри, однако в результате предпочтение оказывается тем, чьи имена давно на слуху. Свое понимание злободневности вносят выше упомянутые журналы — большая часть номинируемых произведений опубликовано именно в них. Но самым щекотливым моментом оказывается попытка соблюсти невинность (рифма — объективность) на фоне трудно скрываемого желания направить процесс в нужную сторону.
При первом вручении премии некоторую неловкость вызвал выход А. Кушнера из жюри, однако его ход оказался удачным: Кушнер стал первым лауреатом Северной Пальмиры, обойдя на финише Виктора Кривулина, а в предварительном туре Елену Шварц и Сергея Стратановского.
В этом году поэтический кульбит попытался повторить Валерий Попов, он тоже на год вышел из состава жюри, но не достиг желаемого — его роман не попал в список семи номинантов. Мичуринский опыт прививки стволу серьезной литературы дичка массовой — боевика и эротического бестселлера — не нашел, видно, должного понимания. Не приветствуется и откровенное новаторство — в прошлый раз жюри почти демонстративно знаменитой (и теперь уже дважды отвергнутой) Елене Шварц и Светлане Кековой предпочло Владимира Дроздова со сборником Стихотворения. Объявляя победителей в этой номинации, вернувшийся в жюри Александр Кушнер похвалил всех троих и обозначил направление поэзии Владимира Дроздова как реалистическое, а вот для определения творческого метода Кековой и Шварц воспользовался терминами сдвинутость и смещенность: у Кековой — просто, у Шварц в стороны смерти.
В этом году сдвинутость относительно реализма привела к тому, что номинационная комиссия отказалась включить Регулярное письмо Льва Рубинштейна (одного из немногих российских поэтов, добившихся мирового признания) даже в число соискателей премии. Аргументируя отказ, номинаторы высказали свои соображения в форме гегелевской триады. Тезис: Непонятно по какой номинации эту книгу рассматривать — прозы, поэзии или публицистики; антитезис: Творчество московского концептуалиста — валютная поэзия; синтез: Рубинштейн — хорошо раскрученный автор, но то, что он делает, это, скорее, шоу или эстрада; Рубинштейн приемлем, пока сам читает свои карточки, но как книгу его тексты рассматривать невозможно.
Таким образом Северная Пальмира, как, впрочем, и большинство российских литературных премий, пытается выправить крен, возникший в отечественной словесности благодаря отмене цензуры. Раз читателя нельзя огородить от тлетворного влияния постмодернизма и метафорической усложненности, следует по крайней мере внятно объяснить, что такое настоящая литература на исходе века и тысячелетия. И проставить акцент на консервативной эстетике задушевного лирического переживания и просветительского психологического романа.
Весьма проблематично, что провинциальный пассеизм способен вернуть читателя в литературу. С другой стороны, Бродский одно время мечтал жить в провинции у моря. Поэтому одни желают превратить Петербург в свободную экономическую зону, другие (вспомнив, что Петербург — почти остров) — в аллегорическую провинцию у моря, своеобразный музей-заповедник классических традиций. Очевидно, предполагается, что такая провинция у моря, куда не долетает шум времени, станет притягательной для новых российских гениев