Ирина С. Скоропанова. Литературные мистификации современных русских писателей.
© Ирина Скоропанова
Феномен литературных мистификаций как формы игры с читателем, имеющей целью ввести в заблуждение, чтобы заинтриговать, загадать загадку, вызвать сенсацию, разозлить, пошутить над ним, в общем, так или иначе привлечь его внимание посредством приписывания авторства другому (чаще вымышленному) лицу, образ которого воссоздается в самих текстах, а в наше время еще и с помощью интернета, переживает в современной русской литературе ренессанс. Это объясняется раскрепощением литературной жизни, приобретающей большее, чем ранее, разнообразие типов писательского поведения и репрезентации, внедрением модели «человека играющего», воскрешающей традицию модернизма начала ХХ века в противовес модели «писателя — учителя жизни», активно пародируемой в постмодернизме с его неприятием моноцентризма и однозначной интенциональности. Собственно, постмодернизм и возродил явление литературной мистификации, придав ему новое измерение. Д. А. Пригов в работе «Что надо знать о концептуализме» отмечает нарастание числа мистификационных текстов как характерную примету времени.
Приоритет здесь принадлежит Михаилу Бергу (Штернбергу), который не только «размножает» фигуру автора, подписывая художественные произведения псевдонимами «М. Берг», «Ф. Эрскин», «З. Ханселк, И. Северин», литературно-критические статьи псевдонимом «И. Северин», работы публицистического и культурологического характера псевдонимом « И. Кавелин», но и утаивает от читателя, что все они принадлежат одному и тому же лицу. Открывая первый выпуск альманаха «Вестник новой литературы» (1990), М. Берг представляет себя только как председателя совета ассоциации «Новая литература» и редактора-составителя альманаха и, хотя здесь опубликованы его роман «Рос и я», статья «Новая литература 70–80-х», публицистическая работа «Имя несвободы», в рубрику «Сведения об авторах» самого себя не включает. Стратегия М. Берга побуждает вспомнить мистификацию В. Брюсова, которому принадлежит бóльшая часть стихотворений в сборниках «Русские символисты» (вып. 1–3, 1894–1895), подписанных, однако, разными фамилиями, чтобы создать впечатление, что в России есть уже целая плеяда представителей нового искусства. Но мотивация современного писателя иная: избежать обвинений в редакторском монополизме не подозревающих о том, что М. Берг долгие годы не имел возможности печататься и изнемогает под бременем накопившихся рукописей, во-первых; придать неизвестному до поры до времени изданию концептуальный характер, сквозными силовыми линиями проакцентировав эстетические установки представителей андеграунда, создателей «второй культуры», к числу которых принадлежит и сам, одним из первых приступивший к научно-теоретическому осмыслению наработанного за долгие годы.
В дальнейшем писатель постепенно приподнимает маску, за которой скрывается, давая «подсказку» для его идентификации читателем. Роман «Рос и я» в книге «Между строк…» (1991) и статья «Новая литература 70–80-х» под названием «О литературной борьбе» (1993) опубликованы уже с обозначением псевдонима «М. Берг», под которым этот автор наиболее известен. В примечаниях к книге «Литературократия»1 (2000) он раскрывает и свой псевдоним «И. Кавелин». Но наиболее интересен чисто игровой мистифицирующий эксперимент с романом «Момемуры»2. Его авторство приписывается австрийским эссеистам, литературоведам, беллетристам Зигмунду Ханселку и Ивору Северину, причем приводятся краткие биографии обоих и фантастический перечень приписываемых им статей и книг (и даже цитаты из них) и столь же фантастические ссылки на первое издание «Момемуров»: «Establishment production, Publishing house. London. 1984» [5:5]. Псевдонимы переводятся в разряд литературных персонажей и создателей романа. О себе же М. Берг напоминает, аттестуясь как переводчик произведения с английского и автор комментариев к нему. Он одновременно запутывает читателей, мистифицирует их и дает ключ к разгадке. Вернее, у него несколько ключей, разбросанных в разных местах (в разных текстах), демонстрирующих различные аспекты писательского дарования М. Берга, которые как бы персонифицируются. В «Момемурах» же характеристика авторов как специалистов по литературе и беллетристов, пишущих в духе школы «нового журнализма», в имплицитной форме указывает на паралитературный характер произведения, созданного на границах литературы и литературоведения с использованием «двойного письма», так что возникает литература3 (литература в квадрате).
Имидж М. Берга, внедряемый в сознание читателей, оказывается децентрированным, вариативным, все время поворачивающимся новыми сторонами. Мистификации писателя проясняют новую функцию автора в постмодернизме, его стратегию «интерпретатора текста, медиатора между текстом и референтной группой» [1:312], получающей полномочия наделения нового литературного явления статусом произведения искусства, обладающего эстетической ценностью. Сама фигура автора утрачивает стабильность, приобретает множественные, номадические характеристики. Литературная мистификация как составная часть общего «культурного проекта» М. Берга отменяет традиционные способы репрезентации, утверждает игровые принципы взаимодействия с читательской аудиторией, которой, помимо текста, предлагают еще поучаствовать в игре «в прятки» и «в сыщиков», проникнуться духом постмодернистского раскрепощения.
_____________________________
1 Берг М. Литературократия: Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе. — М.: Новое лит. обозрение; Кафедра славистики ун-та Хельсинки, 2000.
2 Ханселк З., Северин И. Момемуры (перевод с английского и примечания Михаила Берга) // Вестник нов. литературы. 1993. № 5.
3 Ханселк З., Северин И. Момемуры (перевод с английского и примечания Михаила Берга) // Вестник нов. литературы. 1993. № 5.