Соль без мяса

Трудно не симпатизировать тому, кто решается бороться с многократно более сильным противником, особенно, если этот противник ещё лживый, жирный, бесчестный и бестрепетно жестокий, как российское государство. Да ещё и имеющий репутацию институции (если можно так сказать), не озабоченной репутацией, ибо печатей уже некуда ставить.

В некотором смысле стратегия участников нынешних протестов из-за запрета участия в выборах в Мосгордуму и против невиданной в постсоветское время жестокости силовиков, похожа на стратегию советских диссидентов. Практически единственным действенным инструментом и тогда, и сейчас является предложение себя в качестве жертвы и свидетеля нарушения закона. Не нарушая закон (соблюдайте свою конституцию), участники протестов (как и советские диссиденты) заставляют нарушать закон власти предержащие, что их дискредитирует и заставляет нарушать закон ещё более откровенно. Что по идее должно рано или поздно сказаться на соотношении сил.

Да, репутацией российских властей можно пол в туалете на станции Боровичи мыть, грязнее не станет, но кого-то вдруг ужаснёт, кто-то отшатнётся, заставит тяжко задуматься о будущем детей и так далее. Но есть ли что-то большее, чем жертва собой во имя того, чтобы на дырявой тряпке из сиреневых панталон появлялись новые и новые дыры? И вряд ли кому-то приходило в голову мечтать, чтобы этот или следующий митинг, акция, шествие могли что-либо радикально изменить в расстановке сил.

А что могло? Есть ли что-либо, способное заставить российские власти, уже выбравшие путь углубления колеи репрессий, испугаться до белого флага или начала переговоров? Обычно, в этом месте говорится что-то о переходе количества в качество, мол, если бы на акцию в защиту кандидатов в депутаты Мосгордумы (или против жестокости ОМОНа и космонавтов) вышли бы не три-пять-десять тысяч, а сто-двести-триста, то власти бы, как миленькие, поменяли бы тон. А если бы миллион или два, как в начале перестройки, то власть собрала бы вещички и рванула бы с незастегнутым чемоданом на эскадрилье ВВС Сечина в Северную Корею под защиту Кима.

И тут, конечно, неизбежно последует какой-нибудь упрёк по поводу традиций русского народа, которому только на печи лежать и ждать исполнения желаний от золотой рыбки в мелком пруду. Что, казалось бы, имеет под собой вполне убедительную основу: русский человек — кто угодно, но не революционер. И даже не реформатор, не протестант, а заскорузлый консерватор. И без его крымнашизма, его географического патриотизма, его архаической традиционности, никакой самой хитроумной власти не удалось бы так легко выдать свои интересы за интересы государства, покупая на самодур патриотизма бесплатную поддержку и энтузиазм миллионов.

И что? Что с этим делать? Здесь, наверняка, кто-нибудь вспомнит или подумает о необходимости отвечать силой на силу, о Желябове и Савинкове, о том, что только с опасным и сильным соперником ведут уважительные переговоры. Но я, полагая, что и эту тему когда-нибудь стоит обсудить, скажу просто: сила — как эрекция, либо есть, либо нет. И красивыми картинками, призывами и посулами дела не исправишь. Но самое главное — есть и вполне себе легальная стратегия победы (или ее призрака), и связана она опять же с числом и качеством протестных акций.

Ведь кто выходил на эти последние акции в Москве? Это студенты и школота, гуманитарная интеллигенция, задыхающаяся в атмосфере сортира общественной жизни, это продвинутые активисты из опять же хорошо образованной среды, понимающие бесперспективность тупиковой траектории газонефтяного развития, это люди, которых в том или ином смысле зовут солью нации. Может быть, соль есть, а где мясо?

Посмотрите, как устроены все крупные политические партии и движения. В них есть интеллектуальное ядро, но есть и куда более многочисленные и многообразные слои тех, кто пусть не генерирует идеи, не столь креативен, как молодые интеллектуалы, но без кого движения или партии просто нет. Они поддерживают партию или движение, потому что она (оно) представляет их интересы.

Скажем, если взять для примера американский политический ландшафт, то нетрудно заметить, что республиканские функционеры мобилизуют ту бедноту, которая падка на патриотическую риторику (сделаем Америку вновь великой) и рабочих добывающей промышленности, которую экологическое движение поставило на грань вымирания. Да, есть и бенефициары — толстосумы, которые получают выгоду от понижения для них налогов. Но без десятков миллионов падких на патриотический самообман реднеков и рабочих, опасающихся потерять все на фоне требований экологов при глобальном потеплении, Трамп бы в кустах рыбу удочкой ловил в белой панаме или хлопал по заднице длинноногих девиц на конкурсах красоты его имени.

Но и демократические функционеры и интеллектуалы вряд ли что-то могли бы противопоставить правым, если бы не раскидывали свои широкие сети для многочисленных мигрантов и социально незащищенных слоев. Не имеет значения, в какой степени искренни первые и вторые, важно, что право на борьбу за победу обеспечивают не только современные идеи, но и поддержка огромных социальных слоев океанического масштаба.

А что у нас? С чем, собственно говоря, выходят и за что получают дубинками (а теперь и перспективу оказаться в тюрьме на пару лет) в Москве? Протестанты постоянно выполняют, так сказать, программу минимум. В авторитарной стране с неизжитыми традициями тоталитаризма они говорят о важности свободы и закона, о повальной коррупции нынешних российских чиновников сверху донизу и необходимости заменить их новыми и честными людьми. И все? В общем и целом — да.

А есть ли месседж для тех слоев, которых за океаном окормляют республиканцы, и тех, кого в свою очередь окормляют демократы? Да, этот месседж и есть — поймите, без свободы и закона не будет ни социальной, ни правовой защищенности, ни нормальной экономики, ни образования и медицины. Они это говорят, кричат, готовы гибнуть (и гибнут уже) под ударами судьбы в виде дубинок и прямо сейчас подписываемых обвинений и сроков, но их как будто никто не слышит, и только посмеиваются неприязненно над чисто московскими разборками.

Понятно, что можно опять затянуть песню про народ наш, ленивый и нелюбопытный, о том, что за Крым и дешёвую водку он не только непонятную ему свободу отдаст, но и вообще душу пропьёт, если не пропил ещё в прошлом веке. Но если посмотреть опять за океан, то я не думаю, что миллионы, голосующие за Трампа, чем-то принципиально отличаются от жителя Новгородской или Свердловской области, полагающего, что Красная армия всех сильней. Такие же крымнашисты и сталинисты только на американский лад. Тем более что их российских собратьев на патриотическую приманку легко ловит сегодняшний российский режим, попутно не забывая покупать лояльность бюджетников и прочих социальных аутсайдеров, поддерживая их неохотно и из последних сил.

Но уже ситуация с повышением пенсионного возраста показала, что просто одним Крымом сыт не будешь, и буквально миллионы бывших патриотов закачались тревожно, заворочались внутри своей государственно ориентированной позиции, ощущая, что неладно как-то все в нашем королевстве. И что, как на это ответил оппозиционно настроенный креативный класс? Навальный стал использовать слово «профсоюз», за что сразу получил упрёк по поводу заигрывания с левой повесткой. И почти все. Миллионы грозно ворчат от социального неудовлетворения и обиды, а креативный класс продолжает дудеть в свою трубу, что свобода лучше, чем несвобода.

Но без того, чтобы к интересантам благотворности свободы и права добавить миллионы социально обиженных, никто на ваши протесты за просто так не выйдет. Никто не проломит щиты космонавтов, не разнесёт в щепки, не разорвёт до пены, не испугает до усрачки власти, ибо, когда вместе со студентами, гуманитариями и школотой пойдёт пьяный гегемон, обиженный и обворованный мелкий лавочник, неудовлетворённый бюджетник, вот тогда будут и сотни тысяч и миллионы, как в Париже. Потому что у социальных интересов нет национальных отличий. За свою копейку глотку порвать каждый горазд, и тогда это будут уже не одинокие голуби, Яшин с Соболь, а грубые небритые люди без сантиментов и манер. То самое мясо протеста, без которого интеллигентская соль — что-то на краю тарелочки с голубой каемочкой.