Тянуть резину
На однообразные, дурацкие и риторические вопросы, касающиеся мотивации Путина, может быть предложен (а почему нет?) экзотический ответ. Зачем ты, Путин, отравил Скрипалей и воздух в Армянске? Зачем захватил Крым зелёными человечками? Зачем и за кого, ты, хлопец, воюешь в далекой Сирии? Зачем, дурень, сажаешь за анекдоты и репосты? Зачем, короче, делаешь то, что вызывает у окружающих стойкое оловянное ощущение, что образ империи зла прирос к русскому лбу, как маска Квазимодо, и другой не бывать?
Думаю, большинство, не подумав, ответит: дабы удержать власть. А зачем удерживать власть? Чтобы не могли судить за совершенные преступления. Но зачем надо было совершать так много совсем ненужных преступлений, когда, на первый взгляд, их можно было не совершать вовсе?
Но в том-то и дело, что совершение преступлений (как и удержание власти) было частью того контракта, под которым, даже если нет подписи Путина (а ее там нет, так как этот контракт был символическим-пневматическим), но выполнить его Путин был обязан и выполнит его до самого конца, который в игле, а та в яйце, а яйцо в утке-шутке.
Смысл контракта я бы сформулировал так: тянуть время. Путина наняли для того, чтобы он своим бессмысленным и долгим, как проводы, правлением, спотыкавшемся с самого начала на, казалось бы, ненужных, словно зазубрины, преступлениях (Курск, Ходорковский, Беслан, Норд-Ост), тефлоновый Путин делал невозможным свой уход и — тянул время.
Зачем? Ответ на этот вопрос связан с теми, кто нанял его на этот пост дежурного, который не может покинуть свой пост иначе как в гробу. Понятно, что его нанял не Ельцин, а коллективный Ельцин. А что такое коллективный Ельцин? Это некоторый слой людей, получивших, благодаря перестройке, приватизации и залоговым аукционам, власть, тут же конвертированную в деньги, и собственность, потенциально способную конвертироваться во власть. Хотя не всегда.
Поэтому первым свойством людей или слоя общества, нанявшего Путина, было владение, обладание связкой власть-деньги. Сама возможность этой связки. А так как и первое, и второе было сомнительного происхождения, то именно этот слой был заинтересован в том, чтобы ситуация, когда их спросят, откуда, брат, первый миллиончик, была как можно дальше ото дня обретения самого миллиона.
Понятно, пресловутый слой впоследствии только умножался за счёт многочисленных и разнокалиберных силовиков (полковников Захарченко), которые смогли заставить поделиться богатеев ельцинской поры и поставить на поток получения коррупционной ренты от всего, что выше школьного порога.
Ельцинская элита рассуждала так: сколько, Валя, нам нужно, чтобы добежать до канадской границы, а вопрос, откуда у тебя, дружище, нашлись бабки на покупку первого завода или нефтерождения в Сибири, казался бы просто неуместным? Как откуда? Да я уже забыл, что мне дедушка Светозар Светозарович об этом рассказывал: там были какие-то ваучеры, дедушка, когда его НИИ накрылся медным тазом, стоял у метро с протянутой рукой и покупал ваучеры у забулдыг за две чёрные волги. То есть за две полбанки. А когда скопилось на первый заводик, купил второй и третий. Но вообще считать деньги в чужом кармане неинтеллигентно, вам не кажется, молодой человек? Прошло уже четверть века с гаком, кто теперь помнит или знает, как все было.
То бишь в контракт изначально входило что-что вроде четверти века с гаком, чтобы вопрос о деньгах, приватизации и первом миллионе звучал диковато. Вы бы ещё спросили, чем моя прабабушка занималось до революции. Какой революции? Да революции 1905 года на Пресне, когда бабушку Марию сослали в Норильск шить рукавицы для жен декабристов.
Думаю, на словах ему так и сказали: Вова, потяни время. Грей место, оно твоё, ты его никому не отдавай, потому что иначе за жопу возьмут всех нас. А как ты будешь это делать, это — твоё ноу-хау. Бери место и никуда не уходи. Приучи богоносцев, что ты вечный, как игла у примуса. И если тебя спросят: а ты чего здесь, пидорок, отсвечиваешь! Ты делай такое лицо, какое у тебя и так есть, и говори с деланным недоумением второгодника перед интегралом, а чего, я ничего, я только примус починяю.
Идти на преступления, которые бы сплачивали элитку-калитку и делали невозможным смену власти, даже если это не было обозначено в контракте, было неизбежным, как погода за окном. Как иначе привязать элитку к власти, если, не сделав ее несменяемой. Не власть только, а всю элитку-аэлитку.
Но заинтересована в несменяемости элиты была совсем не узкая прослойка очень богатых людей, а куда более широкий слой, имевший отношение к состояниям с сомнительным, непрозрачным или непонятным происхождением.
По сути дела все, кто приобрёл состояние в ельцинско-путинскую эпоху или сделал в эту эпоху головокружительную (или просто хорошую) карьеру, оказались заинтересованы в том, чтобы Путин тянул резину как можно дольше.
Причём это совсем необязательно узколобые силовики и бизнесмены с двустволкой в толстой лапе типа Сечина. Отнюдь, сказала графиня. Даже те, кого по эстетическим резонам ото всех этих злодейских рож пучило и мучило, как поклонника прерафаэлитов от иллюстраций в книги Ломброзо, оказались заинтересованы, чтобы эта пластинка у нас во дворе длилась вечно.
Потому что, помимо денег, вместе со всей этой идеологией России, встающей с колен, и напрашивающимися рекламными кампаниями типа Грузии, Крыма, репрессий за посты и анекдоты, со всей этой мобилизацией наивного узколобого электората, пришло отчетливое понимание, что этот электорат, как только воздух для надувания гондона кончится, начнёт с энергией, равной радости от безопасного крымнашизма и успехов на дальних рубежах в Сирии, резать всех, у кого больше одного баяна на правом плече.
То есть именно этот крымнашист с опухшим от пивасика лицом и пузом и будет в первых рядах, только все начнёт трещать по швам, резать и экспроприировать все, что движется. И так как страшен Днепр при чудной погоде, то задача: тянуть время, тяни, тяни антенну, пока жилы на лбу не лопнут — вот твоя русская идея. Пока не понесут тебя дружбаны в широких шляпах, длинных пиджаках на лафетах.
Поэтому сопроводительным письмом (и шрифтом петитом в примечаниях) было не только тянуть время до крайнего, но испачкать, связать кровью и подписать на соучастие всех, кого можно. Ты подтягивай тех, кто за Крым шибко горлопанит, ты организуй как можно больше самых нелепых репрессий за часы патриарха, отразившиеся в небесах, ты поставляй хакеров, без мыла лезущих куда-то можно и нельзя, ты троллей плоди как вшей в окопах первой мировой.
То есть, может, и не было таких слов в писаном контракте (как и самого писаного контракта), но когда в стране создаётся растущий слой, повязанный разнокалиберными преступлениями (от инсайдерской информации при приватизации до создания каруселей на выборах и подкупе училок из районных избиркомов), то всё рано или поздно начнёт разрастаться само по себе. Тебе даже без надобности находить тех, кто будет пытать в тюрьмах, подводя к яйцам динамо-машину, или вербовать отпускников для рейдов в Донбасс, все будет крутиться, раскручиваться по спирали, само. Как волшебная лента из шляпы Игоря Кио.
Уже давно все крутится, что и не остановить. А чтобы не настал миг расплаты, нужно одно. Тянуть время. Тянуть как кабель в канаве, это время. Чтобы между прошлым и будущим был такой миг, дабы прошлое представало просто каким-то сказанием о богатырях на коврах-самолётах. Раз, и как молния из небес, высунулась рука доброго человека с русским паспортом и посыпала в миску с помятым краем золотой дождь под названием первый миллион. Видишь ли, Юра, я не был шпионом, я собирал с мира по нитке для очень законспирированных людей долги народов Африки Советскому Союзу. И когда я, покупая и продавая эти долги, сделал миллионерами всех этих очень важных и законспирированных людей, Петр Сергеич из бывшего комитета по взаимопомощи ветеранов внешней разведки при обществе советского-мозамбикской дружбы сказал мне на ухо: а вот то, что мы отмыли с твоей помощью в Южном Сомали, вложи в пять голландских банков по своему усмотрению.
Вот так наш дедушка, выйдя из парной, как Александр Невский из Лавры, стал миллионером и ветераном комитета внешней разведки при обществе дружбы с зарубежными странами, но было это так давно, что я даже помню, что было сначала: Хрущев начал сажать кукурузу на Колыме или Чубайс запостил свою благословенную приватизацию. Этого я уже, мой дружок, не припомню.
И все потому, что Путин, был такой мелкий политический деятель эпохи перехода от коммунизма для всех к коммунизму тружеников на галерах, сидел как вкопанный, на одном месте, травил между делом Скрипалей, по схеме, обкатанной на Литвиненко, чтобы нас не ненавидел только Трамп златовласый, и сажал в перерывах на рекламу девочку Машу из Барнаула за рытьё позёмного хода между внутренней Монголий и малым Кремлём. И тянул, тянул резину.
Тянуть резину, сколько в этом слове слилось для слуха русского москвича и гостя столицы, этой зегзице на Яузе, сколько смысла и подвига, немереного, как зарплата; кто ее считает? Ему, дядя Федор, даже на могильном памятнике написали: тот, кто тянул резину лучше других. Пока белый свет не кончился и не стал в копеечку.