Оправдывает ли цель средства

 
Хотя несостоявшаяся «диверсия Украины в Крыму» была представлена российской властью как обычно недостоверно и была поставлена почти под единодушное сомнение экспертным сообществом, ничто не мешает нам задаться вопросом: существуют ли доводы, в принципе одобряющие террор против оккупантов и агрессоров?
И тут надо отметить, что это та проблема, которая теорией и практикой решается принципиально по-разному. Современная либеральная идеология по существу сегодня отрицает какие-либо террористические акты, не делая исключений ни для жертв оккупации, ни для жертв агрессии.
Современный либерализм, во многом отстаивающий политический статус-кво в «цивилизованном мире», с демонстративным подозрением относится к насилию, особенно, если это насилие не победило. То есть состоявшаяся революция (как, скажем, череда антиколониальных восстаний в Африке, Южной Америке, теперь и в Азии) естественно признана. Но прежде всего потому, что они в итоге оказались успешными.
То же самое касается и других видов насилия, на стороне которых политическая победа. Гарибальди — герой итальянского народа, хотя боролся против законного правительства Австрийской империи; израильский герой — Менахем Бегин, взрывавший англичан, добиваясь признания государства Израиль. А вот ирландская революционная армия, боровшаяся теми же методами против имперской политики Британии, или баски, сражавшиеся за свободу и независимость от Испании, не легитимированы, потому что пока не победили.
Несомненно, сочувственно относилась цивилизованная Европа и к борьбе народовольцев и эсеров против русского самодержавия, революционеры подчас обретали убежище в Европе, где находили и спонсоров, но это было более ста лет назад. Да и победившие в результате большевики не придали политическому террору большей респектабельности.
Сложно относится современный либерализм и к борьбе разных стран за свободу от советской оккупации: скажем, участие граждан стран Балтии в войне на стороне Гитлера воспринимается неоднозначно: бороться со Сталиным было правильно, быть на стороне Гитлера — нет.
Но это все история (как и восстания против советской оккупации в Венгрии, еще раньше в Восточной Германии, потом в Чехословакии, Польше), а оккупация и агрессия продолжают быть страницей настоящего. Когда ельцинская Россия принуждала Чечню к покорности в первую чеченскую войну, симпатии российского общества (да и мирового сообщества) были на стороне чеченских бойцов, с оружием в руках противостоящих имперского рецидиву у «молодой российской демократии». Правда, когда те же (или другие) чеченские бойцы совершали террористические акты, это уже восторга не вызывало.
Еще более противоречиво отношение либеральных стран и обществ к борьбе Украины против оккупации Крыма и агрессии в Донбассе. То есть теоретически Европа и Америка декларируют право Украины защищать свою территорию, осуждают агрессию России, попрание ею подписанных с Украиной договоров, наказывают Россию санкциями.
Но до определенного предела. Ни Америке, ни Европе не хочется окончательно ссориться с Россией, и выводить непредсказуемого Путина из себя. И дело даже не в том, что та же Америка, конечно, не собирается воевать за Украину, как бы далеко не зашел Путин в своих экспансионистских играх. А Европа давно мечтает, чтобы Путин дал ей самый символический повод отменить разорительные антироссийские санкции.
Даже саму Украину Америка и Европа, без сомнений, сдерживают. И понятно — почему. Россия в открытом военном противоборстве сильнее Украины, и шансов, что Украина, сражаясь за свою территориальную целостность, сможет победить, мало. Значит, Украина должна вести себя сообразно своим экономическим и военным возможностям. Не пытаться отвоевать Крым и Донбасс, пока Россия не начала проваливаться в пропасть. Не ухудшать свое и так непростое положение.
Ну а как на счет «партизанских действий» (вспомним историю с Павленским и премией Вацлава Гавела) и локальных военных выступлений, типа того, в чем Россия обвинила Украину в Крыму? Без сомнения, одобрения со стороны Европы и Америки не будет. Хотя понятно, что террор — оружие слабых, очень часто поставленных в безвыходное положение. И как иначе может защищаться Украина против превосходящих сил противника, пытающегося в очередной раз напомнить, кто хозяин в тюрьме народов? Но и здесь представители современного либерализма не поддержат Украину, так как не верят, что такими  средствами (и в одиночку) Украина сможет отстоять или вернуть свою территорию.
В некотором смысле теория всегда на стороне практики (читай — силы). Можешь выиграть — играй, но, так сказать, на свои. Рассчитывать на нашу поддержку глупо, так как у нас собственные резоны. Мы, конечно, за территориальную целостность, как принцип, нарушать который можно только в исключительных случаях, и лучше на словах. Ни летального орудия, ни потенциальной партизанщины, ни попытки дразнить русских гусей мы не поддержим.
Другое дело, если Россия затрещит по швам, и ее начнут растаскивать на части все, кому не лень. Тогда мы вполне за вас, ваше мужество и военные подвиги. Но это в том случае, если замаячит горизонт победы, а так — путь экономических реформ, ненасильственного сопротивления а-ля Махатма Ганди и морального превосходства над наглым агрессором.
Либерализм во многом вышел из утилитаризма, и утилитарным до сих пор остается. Это, конечно, не право сильного, но недаром один из отцов либерализма (и утилитаризма) полагал, что в основе всего лежит не общественный договор, а насилие и привычка. То есть песни либерализма, конечно, красивы, но без ясной победной перспективы, это — песни без слов.