Выбрать страницу

Ты меня уважаешь?

Если попытаться переформулировать причины войны России против Украины, то можно обнаружить за слоем видимых и объявляемых претензий, типа, спора за территорию Крыма, гонений на русский язык и движения в сторону Запада (ЕС и НАТО), куда более простое и куда более отчетливое чувство.

Понятно, что это в определенном смысле редукция, сумма разнообразных и разнокалиберных символических пластов, но они вполне сжимаются до просто вопроса: ты меня уважаешь? И если бы Украина, в рамках своих политических деклараций и политических же действий и устремлений, ощущала над собой внешний контур этого вопроса как правомочный, то не было бы никакой войны, разрушения инфраструктуры и смертоубийства.

Путин как тоже контур, контур русского мира, как его понимал Путин и вместе с ним его недавно столь сплоченная аудитория болельщиков, хотел увидеть только одно: положительный ответ на вопрос «ты меня уважаешь?» Ну, и разумеется все сопутствующие уважению  ритуальные жесты, то есть потупленный от легкого смущения взгляд, добрая улыбка, в которой читалось бы все то же уважение к русской истории и русской миссии. И, безусловно, взгляд не исподлобья, а хотя бы немного снизу вверх, на пресловутого старшего брата.

За это Россия готова была простить что угодно (кроме, конечно, перемены сюзерена с России на пресловутый Запад), но вот такого бы ритуального уважения вполне бы за глаза хватило.

Понятно, почему Украина не смогла ответить на этот сакральный вопрос утвердительно. Весь смысл национально-освободительного движения, центробежного от Кремля и его Красной площади (где всего круглей земля), и состоял в том, чтобы заполучить энергию, энергию отталкивания, освобождения от подчиненной позиции младшего брата или младшего компаньона. Украина, дабы двигаться, интерпретировала свое вхождение в русскую империю как неволю, рабство, ошибку. И стремилась эту ошибку исправить, возможно, слишком идеалистически воспринимая демократические декларации о равенстве стран, хотя бы в том же ЕС (хотя и там далеко не все равны, а есть и те, кто равнее, и это так называемые старые демократии, безусловно обладающие символически большим авторитетом, чем новые члены ЕС, в том числе вырвавшиеся из советского плена).

Но политическое осознание себе выбрало путь национально-освободительного тренда, и именно это не могла простить Россия.

Если отойти на шаг назад, то легко убедиться, что на протяжении почти всей истории, истории российской, а потом советской и опять российской империй, отношения между Кремлем, русской косточкой в спелом или зеленом (кому как) плоде, как сюзереном, и остальными территориями, как вассалами или колониями, были далеки от канонически имперских. Те же Финляндия или Польша жили куда богаче российской глубинки и обладали куда более просторным сводом прав и свобод, по сравнению с русскими. И это не результат внутренней колонизации, как иногда утверждается, просто Россия, мучимая, очевидно, комплексом неполноценности и попытками переформулировать эту неполноценность как комплекс превосходства, не хотела по примеру других метрополий или имперских центров жить за счет колоний. Она хотела от них только одного: уважения. Уважения как старшего в патриархальной семье, и готова была предоставить большую корзину свобод и экономических прав в обмен на уже указанный ритуальный взгляд снизу вверх.

Советская империя в этом плане вполне наследовала российской, она хотела только править, она использовала так называемые национальные республики как оселок, как точильный камень, которым добывала вечный огонь недостающего уважения, а все материальное было во вторую, третью и десятую очередь.

Может показаться, что это было не так во время эпохи после коллективизации, которая обрушила экономику и привела, в том числе, к голодомору в той же Украине. Но это не была попытка ограбить до нитки украинцев во имя старшего русского брата. Сталинская идея была другой: он грабил крестьян в пользу нового символического сюзерена по имени пролетариат. Во всем остальном сталинская империя была точно такой же: национальность имела только символический характер, она почти не мешала продвижению по карьерной лестнице, если только симоволическое неравенство не подвергалось сомнению.

Конечно, здесь было много чисто риторического, идеологического и лицемерного, потому что общими правилами построения сталинской империи многие новые выдвиженцы пользовались в свою пользу, но общий тренд, общее имперское течение оставалось прежним. Ты меня уважаешь? – звучал вопрос из Кремля, и ответ мог быть только одним: да.

Та изумляющая многих поддержка Путина со стороны его электората, который иногда называется глубинным народом, поддержка, именуемая также имперским синдромом, объясняется просто. Тем же комплексом неполноценности от неудач русской цивилизации, веками проигрывающей цивилизации протестантско- католической, проигрывающей именно материально. То есть исчисляемо. И именно поэтому русская империя и имперские потуги так легко получают поддержку и энтузиазм миллионов, что и человек в Калуге или на Сахалине, который твердит: ни шагу назад, не отдадим ни пяди земли ( которой он никогда не видел, как те же Курилы, да и не увидит никогда), — это все тот же самый вопрос: ты меня уважаешь?

Поэтому и развал вполне монструозного СССР интерпретировался как величайшая геополитическая катастрофа, потому что – плевать на нищету и отсутствие туалетной бумаги – развал этой тюрьмы народов означал развал той системы априорного уважения, которая единственно грела и греет сердце русского человека. И этот русский имярек, осознано или бессознательно (то есть двигаясь по течению и инерции реки русского самосознания) ощущает, что его волнует, прежде всего, утвердительный ответ на вопрос: ты меня уважаешь?

И ненависть, сменяющая былую любовь к царю, вождю, императору, как только он терпит поражение в войне, объясняется все тем же. Проиграв, царь лишает своих подданых утвердительного ответа на вопрос об уважении. Он оказывается симптомом и катализатором потери уважения и самоуважения, а это не прощается. И даже теряя сознание от опьянения, человек твердит одну и ту же пропись: единственный вопрос, который и есть национальная идея.

Потому и такой акцент на силе, без конвертирования ее в материальную выгоду, что материальное – лишь слабость, лишь то, что бросает тень на незыблемое и незаменимое: уважение. И путинский безумный ультиматум Западу накануне войны только об этом.

Украине все бы простили, только подмигни, только склони выю, только изобрази покорность, только встань в подчинённую позицию: мы готовы носить вас на руках, как детей, баловать и угождать причудам, только откликнись уважением и признанием нашей роли. Роли старшего брата, готового за младшего в огнь и воду (по крайней мере, в теории); только ответь да, только забудь о свободе в семье.

И Украине (как и Беларуси) Россия готова была предоставить место в триумвирате, чтобы вместе править, чтобы вместе возвышаться, только что бы на миллиметр, на капельку, но стоять выше; и чтобы это выше было бы честно и однозначно принято. Типа, пьедестал почета. От сердца, от всего сердца. Как присяга.

Но ты меня уважаешь? — камертон. Нет? Тогда мы идем к вам.

Персональный сайт Михаила Берга   |  Dr. Berg

© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены   |   web-дизайн KaisaGrom 2024