Титульная роль жандарма
Русским не привыкать к роли жандарма. И дело не в подневольном характере, который вынужден исполнять приказы ненавидящего свою и чужую свободу начальства. Дело в звездном часе, в любви к ситуации, когда тебя боятся. Перестройка не получилась в том числе потому, что историческую роль жандарма, которого страшатся все окружающие, подменяя страхом уважение, нужно было обменять на экономическую конкуренцию, где русские традиционно второгодники. А культурное сознание сформировано таким образом, что роль старшего брата, надсмотрщика и жандарма с наручниками на поясе любезней равенства, оборачивающегося догоняющим развитием, в котором нужно разглядывать грязные пятки кого-то из второй-третьей десятки.
Лучшие жандармы вылупляются из тех, кто не ценит и свою никчемную свободу, и чужую отнимает с ожесточением, потому что это та стезя, где соревнование не приносит удовольствия. А вот бить своих, чтобы чужие боялись – и есть русская идея, отшлифованная веками. За вашу и нашу свободу выходят на площадь единицы-отщепенцы, сгорающие от стыда. В попытке привить дичку свойства, ему чуждые. А вот желающих линчевать за открытый по-рыбьи рот, тщетно ищущий спасительный пузырек кислорода, тьмы и тьмы: поэт воспевает национальную роль жандарма как естественное благо, потому что это та беговая дорожка, где конкурентов еще поискать.
Кто сравнится с русским жандармом, которого не надо убеждать, что свобода – инородна телу, инспирирована врагами, пытающимися нарушить наш строй? Свобода – заразная инфекция пострашней твоего коронавируса, лишать других свободы легко как петь строем. Потому что свободы вообще не надо, она компрометирует неумением ее использовать, ее надо уничтожать как запах пота, и русские – грубый дезодорант наподобие пемзы, стерилизирующий других, чтобы своя выхолощенность не так бросалась в глаза.
Только этот мундир сидит как влитой, потому что этот мундир – кожа, вросшая в тело. Не спрашивай: почему русские отнимают твою свободу: потому что свою не знают, куда приткнуть, где найти полку или тайник, дабы спрятать то, свернутое в комок, чему нет употребления. Свобода — грязное белье. Жандарм как национальная идея тех, кому грозное и жестокое государство – родное, а свобода – слабость, нуждающаяся в преодолении. Легко, как Лева пишет.