Статья вторая
Ежедневный журнал
Западнику не стоит жить на Западе. Точно также как американцу или европейцу, влюбленному в Россию, не стоит переезжать в нашу Россию обетованную. Приезжать на время, делать полевые исследования (ходить по деревням и записывать пословицы и частушки), читать лекции, учиться в аспирантуре – сколько угодно. Точно так же, как западнику вполне будет под силу вынести семестр-другой в каком-нибудь Иллинойсе или Оклахоме, общаясь с коллегами по кампусу и студентами. Но только не надо получать грин-карту, не надо пускать корней, ибо тогда – все. Что все? А то, что как только корни почувствуют, что они оголены и им надо искать почву для новой жизни, как начнет выясняться, что мы, такие все из себя умные и проницательные, точно так же живем в окружении облака мифов, которые разрушаются не под воздействием ума, а только опыта.
Так как мы о западничестве, то есть о мировоззрении, то человеку свойственно искать единомышленников, чтобы они подтвердили его правоту, и именно это оказывается чудовищным испытанием для западника из России или сопредельных государств. Понятно, что западник – это всего лишь пробор на голове, то есть западник может быть умным, глупым, негодяем, без пяти минут святым, то есть, в общем, любым, за исключением одного обстоятельства, которое может быть сведено к формуле: только не надо выдумывать велосипед. То есть если вы хотите построить нормальную жизнь в любой стране, там надо устроить выборную парламентскую демократию и рынок а-ля Америка или Швейцария, и все само собой устроится. На возражение какого-нибудь скептика Радзиховского, что вот, мол, в 90-х годах в России была и парламентская демократия со свободной прессой, и рынок, устроенный Гайдаром и Чубайсом, а ничего кроме узколобого Путина с малахольным Медведевым на выходе мы не получили, ответить, конечно, легко. Траву и то надо не только посеять, но и буквально веками поливать и подстригать, и только тогда будет ровный, как у них, газон. Это не говоря уже о том, что сам рынок и капитализм у нас оказались бандитскими (это не я, это Сорос так считает), да и вообще можно ли без протестантской или буддийской этики строить нечто с фундаментом на доверии, никто еще не доказал.
Окей, тем временем мы с нашим западничеством переселяемся на Запад и пытаемся найти единомышленников, так как одному – холодно и скучно, и можно корни подморозить. И что видит наш западник, по мере того, как барьеры, воздвигнутые языком и бэкграундом, постепенно рассеиваются? Что о вездесущей парламентской демократии, о великой свободе западного мира, о том, что рынок, как универсальный инструмент, может выстроить из гатчинских бараков Колизей, твердят не просто странные, а без преувеличения отвратительные и костные консерваторы-республиканцы, причем самого правого, то есть мракобесного извода, вроде уже упоминавшегося движения Чаепития. А их одни только лица вызывают в памяти митинги коммунистов начала девяностых, когда хромых на голову потянуло к свободе слово. То есть быдло. А вот наши университетские коллеги – все на подбор какие-то скептики и пессимисты, по крайней мире, никакой осанны западному миру петь не хотят, говорят о трудностях и проблемах, уверяют, что еще никто убедительно не доказал, что парламентская демократия обязательно приводит к экономическому процветанию, ругают не только Буша, но и Обаму за то, что обещал вывести войска из Афгана и Ирака, но так и не вывел. Ну и так далее.
То есть наш западник, весьма неожиданно для себя оказывается перед непростым выбором: если упорно оставаться на твердокаменных западнических позициях, то он должен примкнуть к самым оголтелым мракобесам типа правых республиканцев (и так, кстати говоря, большинство наших бывших соотечественников и делает). А если он хочет быть вместе со всем, так сказать, мыслящим человечеством, то он должен начать ревизию своих взглядов и, взглянув правде в лицо, уяснить, что его единственные единомышленники на Западе, это так называемые левые.
О, как это трудно. Ведь от левых пахнет социализмом и коммунизмом, а для того ли мы двадцать лет рассохлые топтали сапоги в советском подполье, ненавидя советский социализм, как вид, чтобы оказавшись на Западе, встать на сторону своих идеологических противников? Да, мы еще в совке знали о смешных и нелепых леваках, вроде Сартра, которые мало того что лезли в конце 60-х на баррикады и заигрывали с хиповым студенчеством, так еще и постоянно ставили критикуемому им буржуазному обществу (о котором мы в совке только мечтали) СССР в пример. Примерно так, как сегодняшние российские западники ставят в пример этот самый Запад. Понятно, что и в первом, и во втором случае речь идет о мифе: мифический ССССР (с отсутствующей эксплуатацией человека человеком, с общественной собственностью, чего, конечно, никогда и в помине не было) противопоставляли Сартр, Камю и прочие леваки прогнившему капитализму. Мы им не верили, потому что знали истинную цену социалистическим чудесам, по крайней мере, в нашей российской интерпретации (а Гулага с его прелестями не хотите? А то, что любой социалистический эксперимент всегда заканчивается тоталитаризмом или авторитаризмом, забыли?). Но одно дело понимать это в России, где отрыжка на все социалистическое будет давать о себе знать, еще не знамо сколько времени, а другое оказаться на Западе со всеми его чудесами, но уже совсем с другой стороны.
Конечно, ругать капитализм, как это делают родившиеся здесь интеллектуалы, которые не сравнивают его с Россией, мол, у нас лучше или хуже, а просто беспощадно анализируют отнюдь не идеальную социальную реальность, у нашего западника сразу не получается, но коллеги по университету могут вполне помочь советами. Вот, скажем, российские западники, справедливо сетуя на то, что путинская власть лишила оппозицию возможности хоть как-то влиять на жизнь, постоянно обращают внимание на положение оппозиции в той же самой Америке. Если у власти демократы, в оппозиции — республиканцы, которых никто не гнобит, не отлучает от телевизора и возможности вести диалог с избирателями. В то время как какому-нибудь Немцову или Каспарову телевизионный экран заказан, даже зарегистрировать партию, а не то, что участвовать в выборах, не позволяют.
Однако университетские коллеги нашего западника на это смеются, и говорят, что это сравнение некорректно. Почему? Потому что республиканцы демократам совсем не та оппозиция, что Немцов или Каспаров Путину. Куда скорее, на эту оппозицию тянет «Справедливая Россия», хотя и это сравнение некорректно, так как ни «Единая Россия», ни «Справедливая Россия» – не партии, а муляжи партий. Но все равно речь идет об уровне претензий к социальной структуре. Так вот республиканцы и демократы – это отнюдь не такие антагонисты существующему порядку, как Каспаров и Немцов, отрицающие путинские режим, как таковой, потому что он коррумпирован, преступен, основан на нечестных выборах.
Но в той же Америке есть своя непримиримая оппозиция, и вот на ее положение нашему западнику обязательно укажут его коллеги. Так как любой пример лучше персонифицировать, то возьмем, скажем, великого лингвиста Ноама Хомского, профессора Массачусетского Технологического института, которому не дали нобелевской премии только потому, что нобелей для лингвистов не предусмотрено, но каждый второй лингвист скажем, что Хомский – гений. Так вот этот гений Хомский давно и последовательно критикует американскую политическую систему и в целом, как несовершенную, построенную на классовых преференциях и манипуляциях общественным мнением, и в частности, за разглагольствования о свободе и демократии, под покровом которых осуществлялся и осуществляется захват новых колоний, за дружбу с самыми отпетыми авторитарными режимами и за неприятие тех куда более демократических стран, правительство которых настроены к США критически.
Долго говорить здесь не надо, дискурс, как говорится, известен, хотя и почти отсутствует в России – это не Леонтьев и Шевченко, ненавидящие америкосов как вид, а так называемая социальная критика. Понятно, что никто Хомскому не затыкает рот, никто не запрещает ему выпускать и продавать его книги, вот только так получается, что о самом Хомском обыкновенному американцу ничего практически неизвестно. То есть книга его может лежать (и лежит) на полках в магазинах, на кампусах Гарвардского или Массачусетского Технологического университетах, но о великом лингвисте Хомском в Америке известно в тысячи раз меньше, чем о том же Немцове или Каспарове в России. Хотя Хомский вполне Каспаров в своем деле, но он, что называется, несистемная оппозиция, и он, таким образом, вне того, что называется реальной политикой в Америке. И это не приказ из вашингтонского обкома, и не цензура подневольных СМИ, которые действительно вроде бы свободнее и свободнее намного, чем в России. Но запроса на те мнения, которые высказывает критик Америки Хомский, в той же Америке куда меньше, чем запроса на мнения Немцова и Каспарова в России. И меньше только потому, что запросы, как та же трава на газоне не просто растет, как ей в голову придет, а выращивается, лелеется и растет в ту сторону и с той интенсивностью, с которой это нужно тем, кто является садовником.