Жена. Главка седьмая
Но в 1972 Шершаков был еще другой, хотя и тогда не слишком приятный. Мы поехали в Грузию, тогда Очамчира была Грузией, на поезде, где играли в карты, преферанс и покер (покер по маленькой), мы часто играли вместе с Шершаковым, и он был вне себя, так как постоянно проигрывал. Мы буквально играли на копейки, типа, одна копейка ставка, не больше 5 копеек, если поднимать, но Шершаков никак не мог меня обыграть и постоянно злился. Мы играли, что называется, по маленькой, а он сердился, как будто проигрывал корову.
В Очамчире мы пошли по адресу, где нашли хмурую, неразговорчивую хозяйку-грузинку, которая согласилась нас приютить, выделив две комнаты в своем большом доме: одна комнату для брата с сестрой, сестрой была Танька, а братом не я, а куда больше походивший на нее белобрысый Юрик Ивановский, уступавший мне место на Танькиной кровати. А три наши попутчика в большой комнате.
У нас с Танькой впервые была своя комната и своя постель. Все здесь принадлежало нам, большая дверь закрывалась, в комнате стоял огромный потрепанный временем зеркальный шкаф, можно было подойти к нему и проверить свой загар или свои мускулы в отражении. Мы как бы репетировали будущую совместную жизнь, нам было двадцать, будущее казалось не то, чтобы безоблачным, но умопостигаемым.
Леша Шершаков лежал днем на раскладушке посередине большой комнаты в слишком растянутых спальных трусах, из которых виднелись его сморщенные багровые яйца, что так смущало Таньку, что она даже в какой-то момент спросила: ты же не позволишь им прикоснуться ко мне? У нее, наблюдавшую намеренную распущенность Леши Шершакова, наверное, в голове вертелись картинки, когда коварный возлюбленный пускает свою пассию по кругу приятелей. Она меня еще не очень хорошо знала, мы делали только первые шаги вместе. Вопрос был излишний, я бы убил, не раздумывая, защищая ее, и не по причине великой любви, а из-за чувства долга: она была моя, и отвечал за все, что не случится. Но ее что-то беспокоило в нашем компаньоне. Женщины вообще прозорливы на пустом месте.
Очамчира была совсем не курортным местом. Мы приходили купаться, и были единственной компанией на пляже, буквально на горизонте слева была ещё пара каких-то купальщиков, такая же и справа, лиц было не разглядеть, только пол, а так пустой галечный пляж. Как только мы приходили, на сером пыльном парапете, отделяющий пляж от города, собиралась компания местных парней, все до одного одетые в белые нейлоновые рубашки и черные брюки. Это при жаре под 40 градусов. Они посматривали на Таньку в купальнике, о чем-то переговариваясь, чему-то гортанно и нагло смеялись, но ни разу не подошли. Однако с момента их первого появления Таньку уже не отпускали одну, только с сопровождением. Да и ходить было некуда, на весь городок — один так называемый бар, в котором из еды была сметана, мы попробовали, получили понос на пару дней.
Главное своеобразие Очамчиры в 1972 было почти полное отсутствие еды в магазинах и обилие очень хорошего вина. Вино продавалось на каждом шагу, в очередной винной лавке, мы покупали в одном подвальчике, где у продавца на полке стоял портрет Сталина, что не портило вкус ни псоу, ни саперави. Хотя мы чаще всего покупали изабеллу, потому что она была самой дешевой.
На рынке можно было купить помидоры бычье сердце, такие я ел только у бабушки в Ростове-на-Дону, и еще консервы — бычки в томатном соусе и хлеб. Хлеб был замечателен, не хуже помидор, но от однообразия и непривычности пищи у Юрика Ивановского выскочил чирей на заднице, и когда он созрел, Юрик попросил его выдавить. Чирий был просто огромный, и выползал из норки как змея, но Юрик привык утром есть кашу на молоке, и без этого его организм начал бунтовать. Потом заболело горло у меня, затем что-то случилось с Жоркой, и мы пошли в местную поликлинику, которая была комната на втором этаже частного дома.
К этому времени мы подружились с двумя местными, которые оказались сибиряками, приехавшими в Очамчиру по распределению как учителя, и тут оставшиеся. Каждый вечер они приходили к нам с канистрой или банкой вина, и мы пили изабеллу, закусывая ее хлебом с бычками в томате. А в самый последний вечер так перебрали, что нас потом тошнило этим вином целый день, и больше изабеллу в этой жизни мы не брали в рот.
Кстати, наша хозяйка, очень хмурая, недоверчивая и нелюбезная, получив в последний день деньги за простой, изменилась на глазах, притащила посуду, в которой нас ограничивала, опасаясь, что мы ее обманем и уедем, не заплатив. Мы просто не подозревали, что отношения лучше всего начинаются с аванса.
Обратно мы ехали на автобусе, только иногда делясь с теплым заоконным пространством содержимым желудка. В Сухуми в ожидании ракеты на подводных крыльях до Сочи мы даже успели выпить кофе по-турецки. А потом заняли свои места и пустились в наше плавание. Это было, кажется, одно из самых мучительных впечатлений моей жизни, был небольшой шторм, катер поднимался на очередную волну, а потом рушился вниз, и вместе с этими движением вино с бычками понималось в противофазе и выливалось из глотки наружу. Я помню, сижу в кресле и смотрю на часы, высчитывая, когда эта пытка кончится, но из-за шторма катер вместо трех часов плыл три с половиной (если, конечно, не путаю), и это осталось в памяти навсегда.
В Сочи у Таньки была знакомая еще тети Мани, которая ездила к ней с дядей Витей, но все места в ее комнате с балконом были заняты, и она из жалости нашла нам несколько раскладушек, и постелила в саду, граничившем с городским парком. Но как только мы успели заснуть, измученные путешествием по морю, как нагрянула местная милиция с рейдом по поиску жадных хозяев вожделенного курортного жилья и дошедшие до того, что стали продавать места на раскладушках в городском парке. Мы тщетно пытались убедить милиционеров и общественников с повязками дружинников, что мы ничего не платили, что нас просто пожалели и постелили на раскладушках, чтобы мы не спали на вокзале, но родная милиция нам, кажется, не поверила. Танька, понятное дело, переживала больше всех, она подвела хорошую знакомую ее семьи, мы собрали какие-то деньги и отдали их Таниной знакомой, это было самое малое, чем мы могли компенсировать ее проблемы.
Потом собрались и еще в темноте побрели на вокзал, откуда отправились в Новомихайловку, где рассчитывали проводить время чуть более весело, чем в голодной Очамчире.