Границы, которые мы выбираем
Пограничное сознание
Сам факт наличия границ и их многообразие представляется тавтологичным утверждению: количество границ бесконечно, провести еще одну (по сути дела — любую) не составляет труда. Куда более существенным оказывается тот выбор, который состоит в стратегии присвоения, активизации уже существующих границ и определения их иерархии, а также процесс обозначения, фиксации границ принципиально инновационных.
Любая стратегия состоит в определении существенных и несущественных границ, актуальных и неактуальных. А кроме того, в сопоставлении частного выбора с тем, который интерпретируется как общественно важный. Предпочтения выявляет речевая и поведенческая практика; ее анализ можно начать с любого места, например с крылатого выражения: «Человека выдает язык». Если же вспомнить, что «язык» есть древний синоним слона «народ», то некоторые границы словоупотребления легко принять за национальные стереотипы.
Скажем, принципиальная двусмысленность таких, казалось бы, вполне конкретных наречий, как «практически» или «фактически». Кстати говоря, преодоление границы по имени «перестройка» эту двусмысленность никак не уменьшило. Выражение «план подготовки к зиме был практически выполнен» означаю и означает, что план до сих пор не выполнен пли недовыполнен, о чем как раз слово «практически» и свидетельствует. Точно так же в выражении «это фактически правда» именно наречие «фактически» сигнализирует о том, что, с точки зрения фактов, это-то как раз неправда, или правда, но весьма приблизительная. Поэтому утверждение «после перестройки мы живем практически в той же стране, так как нами управляют фактически те же люди» можно расшифровать двадцатью разными способами, одни из которых помогают понять, что же, собственно говоря, изменилось после преодоления границ одного времени и перехода в следующую эпоху, а другие, напротив, затушевывают эти изменения.
Существенность или несущественность границы, разделяющей эпохи, можно проследить хотя бы по отношению к использованию старых имен и названий, например, старых и новых названий газет и журналов, театров и т.д. Ведь еще одно крылатое выражение «театр начинается с вешалки» актуализирует границу между театром и нетеатром, и совсем другая граница — между прошлым и настоящим — заключена в процедуре окликания по имени или переименования. Но так как почти любая граница одновременно существует и во времени и в пространстве, способ снятия (или открытия) ее зависит от того, с какой стороны начато движение.
Одному моему приятелю, романисту и скрипачу, ныне живущему в Ганновере, предложили опубликоваться в журнале «Звезда». Он, отнюдь не избалованный публикациями в отечественных периодических изданиях, с возмущением отказался. Почему? «А если бы вам предложили напечататься в журнале „Свастика”, успокаивая при этом, что это уже не фашистская „Свастика”, а „Свастика” вполне демократическая и либеральная, — вы бы согласились?» — спросил он.
Как можно интерпретировать этот вопрос, помимо того, что в нем заключена иная (по сравнению с той, к которой мы привыкли) степень брезгливости и щепетильности? Как принципиально внешний способ актуализации границы между миром советским и несоветским; один из самых распространенных стереотипов состоит в убеждении, что дверь (граница) открывается только в одну сторону. Если внешнее пространство идентифицируется как враждебное и агрессивное, безопасней открывать дверь внутрь. То есть не переходя границу, а сдвигая ее на свою территорию. Но даже если мы не живем по принципу «нам, татарам, все равно, что водка, что пулемет, главное — чтоб с ног сшибало»[1], отказаться от посещения театра только потому, что он носит имя «Ленинского комсомола», стеснительно сокращенное до «Ленкома», несомненно, выше сил, то есть выше той границы, которая представляется актуальной. Как невозможно отказаться от чтения журналов «Октябрь», «Новый мир», «Аврора» только потому, что эти названия принципиально окрашены пограничной идеологией. Эта ситуация (и связанный с ней спектр национальных стереотипов) заключена в известном названии поэтического сборника «Поверх барьеров», которое естественным образом оказывается синонимично «свободе». Но, конечно, иллюзорному состоянию свободы, для которого наличие границы уже представляется ограничением. Если свобода — то без границ, а если с границами, то это не свобода.
Иное состояние границы обнаруживает не менее естественное стремление к самоограничению, при котором способ фиксации границ собственных и способ обозначения границ другими находятся в постоянном диалоге. Чтобы услышать, как подобные названия («Октябрь», «Новый мир», «Аврора») звучат для тех, кто иначе проводит эту пульсирующую границу, достаточно подобрать для них транскрипцию из другого ряда, после чего естественным образом получаем — «Мюнхенский путч», «Третий рейх» и «Рейхстаг». Но подобное обозначение (и обеспечение сохранности) границ, неактуально, так как затрудняет перемещение внутри пространства, разделенного границами на не предназначенные для жизни фрагменты. Нетрудно заметить, что преодоление границ, с помощью приема переименования также оказывается иллюзорным. «Ленинградская правда», ставшая «Санкт-Петербургскими ведомостями», отстаивает практически ту же систему границ, что и раньше. Как, впрочем, и Кировский театр, вернувший себе старое почетное название.
Интерпретировать стратегию по сохранению старого имени в ущерб репутации нового времени можно несколькими разными способами. Наименее плодотворный увязывает имя с экономической стратегией: название — рекламный лейбл, торговая марка, раскрутить издание с нуля, то есть с нового имени, намного труднее, чем погасить компрометирующее влияние старых артикуляций. Куда актуальней выглядит представление о существовании диалога между старой и новой системой границ, которые сначала — в результате взрыва, в том числе топонимического — были разнесены по разным полюсам, а теперь постепенно сдвигаются как образ и симулякр, оригинал и копня. В этой ситуации естественным выглядит отношение к границе как к телескопической антенне: в зависимости от диспозиции, если граница дискредитирует, ее складывают до минимума, когда выявление границы комплиментарно — вытягивают во всю длину. В принципе здесь можно уже поставить долгожданное и т.д. Напрашивается вывод, что определение, фиксация и присвоение границы — часть общей стратегии самоутверждения. Однако не менее существенный вопрос — как определить успешность пли неуспешность частной, структурной, групповой стратегии? — неизбежно обнаруживает связь между приватным способом присвоения и активизации границ и тем, который можно назвать общеупотребительным.
Редуцируя проблематику искусства до уровня концептуальной границы, можно сказать, что актуальной для этого пространства сначала была оппозиция искусство «истинное/ложное» (то есть граница между ними). Потом актуальной стала оппозиция «прекрасное/безобразное», а для современной культуры наиболее актуальна оппозиция «искусство/неискусство». Так как способ активизации границ — всего лишь частная стратегия, ничто, казалось бы, не мешает и в конце уходящего века оценивать искусство по принципу «плохое/хорошее», «настоящее/ненастоящее», «профессиональное/непрофессиональное» или исследовать произведение искусства (текст, объект) как самодостаточную структуру (набор приемов, спектр авторских манифестации, семиотических значений и т.п.). Однако в этом случае нарушается корреляция между частной стратегий и тем полем стратегий, которые, весьма, впрочем, условно, можно обозначить как культурно вменяемые (что не помешает и в дальнейшем построить убывающий ряд компрометирующих значении типа — общеупотребительная стратегия, модная, пошлая, банальная и т. д.). Но в любом случае границы, которые мы выбираем, есть не что иное как диалог, который в свою очередь можно определить как «романтический» или «актуальный», хотя оправданность этих дефиниций прежде всего зависит от выбора системы координат.
Скажем, структурный анализ произведения в период доминирования историко-психологических способов исследования представлялся актуальным, а тот же структурализм в эпоху постструктуральных теорий интерпретируется как архаический и романтический. Таким образом, выбор системы границ всегда носит комплиментарный характер по отношению к тому, кто осуществляет стратегию выбора, а плодотворность диалога заключена в способе фиксации границ между «я» и «они».
[1] См. укладывающийся в нашу тему анализ иной версии этом пословицы: Жолковский А. Секс в рамках («Нам, татарам, вес равно…») // Новое литературное обозрение. 1994. N 6. С. 15.
1999
Персональный сайт Михаила Берга | Dr. Berg
© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены | web-дизайн KaisaGrom 2024