Навальный на допросе своими и чужими

На фоне счастливого выздоровления Навального и ряда его интервью, в которых так или иначе раскрывается не только ситуация с его отравлением (оно, в общем, очевидно, и сомнений, что отравитель – Кремль, у западных наблюдателей нет), но и с его позицией как политика, усилилась критика Навального не только со стороны кремлевских же пропагандистов (это понятно, и не заслуживает внимания), но и со стороны вполне вменяемой части общества. Той, что не забыла позицию Навального по Грузии и Украине, и ставит вопрос: резко возросшая популярность Навального, в том числе на Западе, увеличивая попутно его шансы рано или поздно возглавить страну, это плюс для общества или минус?

Плюсы, в общем, очевидны, а они есть причина его отравления: расследования Навального и его «умное голосование» настолько мешают Кремлю, что тот пошел на попытку его убийства, что и есть высшая мера оценки полезности деятельности Навального и его ФБК для противодействия режиму, с каждым новым вздохом на рассвете становящемуся более и более преступным и одиозным. Причем не просто становящемся, а это становление – по крайней мере, в одной и важной плоскости – коррупционной – приобретает, благодаря расследованиям ФБК, зримый и общественно непротиворечивый характер.

В некоторым смысле деятельность Навального и его сотрудников – это обследование корпуса власти и выявление очагов ржавчины. Вот очаг ржавчины на водительской двери, вот на крыше, у ветрового стекла, вот на передних крыльях и крышке багажника. Деятельность Навального как бы выставляет красные флажки вокруг очередного очага ржавчины, что ставит власть во все более неудобное положение, потому что ее задача представить себя и свой корпус – как блестящие и отражающие небо поверхности, которыми эта власть коммуницирует с обществом.

И обнаружение фиктивности этого блеска, выявление его ржавого, а во многих местах прогнившего корпуса, — это то, что Кремлю совсем не нужно, ибо его пропаганда предполагает представление себя, как победителя, как представителя небес и русской мечты о настоящей честной власти, и постоянно обнажаемые пауки ржавчины здесь и там ей нужны, как рыбе зонтик.

Однако критики Навального со стороны общества задают вопросы не об этой деятельности, а, скорее, о том, что представляет собой политическая перспектива Навального как политика с амбициями будущего руководителя государства. И здесь акцент делается по сути дела на одном важном ряде обстоятельств, который, однако, имеет довольно-таки разветвленную систему корней. Речь идет о действительно важных заявлениях Навального на темы, связанные с его позиционированием как будущего политика с претензией на ведущую роль в том, что его последователями называется «Прекрасной Россией будущего». И его критиков смущает ряд деклараций Навального: о Крыме (мол, Крым не бутерброд, и пусть его оккупация Россией происходила мерзко, он, как потенциальный руководитель государства, не видит возможности вернуть Украине то, что Россия слямзила). Не менее резонансным была его поддержка имперской политики России по отношению к Грузии, когда Навальный призывал еще к более суровым методам, нежели применил Кремль, спровоцировавший Саакашвили на попытку вернуть свое). А также его призывы к репрессиям по отношению к грузинам, проживающим в России из-за поддержки их враждебного – по мнению Навального –восприятия России и ее политики по многошаговому присвоению территорий, отрезанных от Грузии тем же Кремлем.

Не менее часто вспоминают и его программу, как кандидата в мэры Москвы, когда Навальный призывал вводить визовый режим по отношению к мигрантам из бывших советских республик и высылать этих мигрантов в русле той националистической политики, которую сегодня проводят руководители ряда стран Восточной Европы (Венгрии, Польши, Чехии), пытается проводить Трамп и ряд других правых политиков, пришедших к власти в последнее время.

То есть Навальный, и это стоит признать, последовательно позиционирует себя как правый политик, резонно избегая это формулировать в качестве политического манифеста, дабы не уменьшить потенциальную поддержку в обществе, но эта отчетливая правизна была им декларирована в ряде заявлений, им не дезавуированных и, значит, им не отвергаемых.

К разряду упреков со стороны общества можно отнести и другие сомнений: то, что расследования Навального касаются исключительно одиозных фигур кремлевской власти, при том, что Навальный никогда не формулировал свое отношение к тому слою, который на самом деле правил и правит Россией по причине, прежде всего, имущественного положения. То есть слой бенефициаров перестройки, приватизации, залоговых аукционов и прочих способов передачи общественной собственности в частные руки из среды бывшей советской номенклатуры, сегодня являющихся фундаментом власти Путина и его присных.

А то, что не говорится, не формулируется, приобретает статус пассивного утверждения: то есть, если я не вижу берегов, то их для меня и нет. Вряд ли стоит ожидать, что та или иная часть берега, нам милая, вдруг покажется из тумана и будет объявлена Америкой. Навальный и его ФБК дискредитируют именно конкретных представителей путинской власти, подчеркивая их нечистоплотность, но ничего не говорит о возможной ротации, когда вместо дискредитированной властной верхушки появятся их заменители из того же слоя коррумпированной бюрократии, только менее засветивших свое богатство. Или из слоя все тех же бенефициаров перестройки. А это означает лишь смену декораций под видом очередной грядущей перестройки.

Возможно, стоит также упомянуть об упреках Навальному, как участнику межкремлевской внутренней борьбы, когда те, кто хотел бы занять место у руля, снабжают его информацией для разоблачения конкурентов, преследуя при этом не интересы общества, а себя. То есть Навальный – в этой версии – лишь инструмент борьбы, как в таких случаях говорят, одной башни Кремля против другой. Такое возможно, но и это, в общем, не отменяет ущерб для путинской власти, которая предстает сборищем – используем терминологию автора – жуликов и воров.

Звучат и упреки Навальному, что он не только сознательно или неосознанно играет на стороне той или иной околокремлевской властной группировки, но вообще является проектом Кремля. Мол, Кремлю выгоден такой оппозиционер, который борется с частностями, не обращая внимания на сущности, потому что с сущностями, возможно, согласен. И лишь хотел бы вернуть в рамки вменяемости русскую имперскую власть, ничего собственно не имея ни против ее имперскости, ни против ее великодержавности. Но и здесь, как и в случае с предположением об игре Навального на клавиатуре той или иной башни Кремля, можно предположить, что выигрыш для общества от разоблачений ФБК все равно остается, даже без прояснения всех источников его разоблачительной информации.

Конечно, обществу в его либеральном изводе неприятны упреки, обращенные к Навальному со стороны самого общества. Навальный – парус, в который дуют ветра власти, стремящиеся его уничтожить, что, повторим, главное подтверждение полезности его действий. Чем более власть авторитарна, тем большую ценность получают ее репрессии, и то наиболее полезно и ценно, что ощущается властью, как опасность. И покушение на Навального – это признание его заслуг, и с этим придется считаться не только тем, кто и так приветствует Навального как самую эффектную (и, возможно, эффективную) фигуру оппозиции, но и теми, у кого политическое позиционирование Навального вызывает не менее серьезные опасения.

Да, Навальный олицетворяет собой силы, которые имеют шанс прийти к власти, в ряде последовательных трансформаций путинского режима, когда сам верховный вождь из Кремля станет недееспособным, его заменят ряд фигур из второго ряда, система станет менее устойчивой, и пространство действий для политиков типа Навального расширится. Да, Навальный, являясь критиком бесчестной и проворовавшейся путинской власти, не является оппонентом ее имперской, великодержавной политики, он сохраняет иллюзии русской великодержавности.

Да, Навальный не ставит вопросов о нечестной приватизации – как главной причине формирования нечестной власти, которая, прежде всего, заинтересована в том, что сохранить полученное в перестройку и лишь отчасти перераспределенное после передела ее силовиками Путина.

Да, Навальный не является последовательным критиком того, что называется духовными скрепами России, в том числе роли в этом русской православной церкви.

Да, в некотором смысле Навальный вообще не столько политик, сколько журналист, расследующий уголовные преступления с экономической подоплекой, что в русском обществе, фундированном завистью и анархистским подозрением к любому чужому богатству, вызывает ожидаемый резонанс. Скажем, более жесткий вариант расследователя Голунова.

И – да, потенциальное превращение оппозиционера Навального в  первое лицо российской власти будет означать воцарение откровенно правого политика, поддерживающего традиционные имперские понты и не готового поставить вопрос о причинах формирования нечестной власти в России. Но именно это делает его весьма вероятным кандидатом на роль первого лица в прекрасной России будущего, которая, конечно, рано или поздно будет, вот только не прекрасной, далеко не прекрасной.