Ходит коронавирусная песенка по кругу
Амбивалентность русского сознания выражается в двух, казалось бы, противоречивых проявлениях – государствоцентричности и анархизме. И первое, и второе более чем понятны, даже банальны, исторически обусловлены, но вместе образуют взрывную смесь.
То, что государство более ценно, чем человек – навязывается русской властью на протяжением веков, это патентованный способ манипуляции личностью, и на ее основе строятся все потемкинские деревни русской идеологии, позволяющей свои интересы выдавать за государственные и требовать веры этому тождеству, как чему то реальному и очевидному. Но в данном случае важно не то, что это часть механизма манипуляции, а то, что это реально поддерживается многими.
И одновременно с этой версией великодержавного патриотизма, которая позволяет использовать человека как строительный материал, в том же самом человеке, который вроде бы тот самый винтик, присутствует такой запас анархизма, неверия никому и ничему, что странно только тем, как это уживается в одном сознании и не разрывает его? Не менее, впрочем, интересен вопрос, почему этот анархизм, это недоверие, казалось бы, любому авторитету, не распространяется на веру русского человека, что государство ценнее, важнее, чем он? И то же самое касается власти, к которой вроде как нет никакого доверия, когда она дает прогноз погоды, объявляет курс валют, советует покупать рубли или призывает прививаться своей самой лучшей в мире вакциной.
Чтобы власть не делала, ей доверия ноль, но за одним и принципиальным исключением: власть, грубо говоря, во внешней политике, там, где она представляется государством, оказывается в зоне исключения и презумпции доброжелательности и удивительной веры. Там, где власть обращается за пределы государственных границ, где она на государственных котурнах, она априорно права, и это как бы не обсуждается.
Физически это очень приблизительно представляет схема странного равновесия между центробежными и центростремительными силами: анархизм, причем яростный, природный, утробный, не поддающийся никаким убеждениям, но направленный исключительно внутрь государства. И при этом почти полное отождествление себя с государством, если оно говорит от лица как бы всех, указывает этим всем на наше духовное (конфессиональное) превосходство и вообще демонстрирует им кузькину мать и ее внебрачную дочь махроть всея Руси.
Именно поэтому, например, русский столь беспощадно насмешлив по отношению, не знаю, к футболу или к продуктам отечественного автопрома и электроники, этим ё-мобилям и йотафонам, но при этом не сомневается, что русский мир – что-то уникальное и неповторимое, перед чем все остальные должны снимать шляпу и почтительно склонять голову. Хотя неповторимым, если оно есть, является как раз это сочетание все разрушающего анархизма, сомнения и отказа от веры любому авторитету, и при этом вера на голубом глазу почти любой собственной пошехонской власти, врущей как сивый мерин, когда она, как лягушка-царевна, оборачивается государством и начинает грозить отселе шведам или прочим безголосым немцам.
Несовместимо с законами физики, но при этом реально, как колесо, которое шатается, держится на соплях, но едет, и до Москвы вряд ли доедет, а вот до самого града Китежа — вполне.