Жена. Главка двадцать первая: Усть-Нарва, или когда кошка побеждает собаку
В Усть-Нарве мы провели десятилетие перед 1992, когда Эстония ввела визы, и одновременно вырос наш Алешка, ради которого мы ездили каждое лето в Усть-Нарву. Это была сказка про репку, нас позвали в Усть-Нарву знакомые, нам так понравилось, что мы перетянули туда своих приятелей, и жили целое лето большой колонией. Сначала все в одном доме на улице, шедшей вдоль моря в сторону Силламяэ, прямо перед международным лагерем Норус, функционалом которого мы пользовались, в частности душем, если не ходили в местную баню. Здесь было соединение советских черт и не столько западных, сколько с остаточным западным привкусом, как кость, из которой не до конца выветрился запах мясо. Были совершенно другие магазины с невиданными в России продуктами, ресторан «Маяк», свое пиво, не сравнимое с тем, что продавалось в Ленинграде, прекрасный широкий песочный пляж и море, похожее на побережье Балтийского моря в Солнечном, Комарово и Репино, куда мы десять лет спустя и перебрались, когда Эстония закрыла границы на визовый замок.
Все было чудесно, только вода была очень холодная, хотя такая же мелкая как в Маркизовой Луже, но дети рвались в воду, и порой это приводило к эксцессам. Алешка вдруг выдал опухшие железы по всему телу, встревоженные, мы поехали к врачу в Нарву, врач начал расспрашивать, где ребенок мог простудиться? – Понимаете, он много купался. – Вы вернулись с Черного моря? – Нет, почему Черное море, здесь купался, в Усть-Нарве. – Да вы с ума сошли, дорогие родители, там вода 15 градусов, там собакам купаться рано, хорошо еще обошлись малой кровью, наш курорт не для купания. Только солнечные ванны в теплую погоду.
Здесь же в Усть-Нарве или рядом жили многие наши знакомые, Сережка Коровин. Олька Будашевская, на той же улице, что и мы, только уже за Норусом, семья Сени Рогинского, а выйдя из лагеря, и сам Сеня, с которым мы много виделись и переговорили обо всем на свете. Он много рассказывал о лагере, а когда я задумал издавать журнал «Вестник новой литературы», он, впечатлившись материалом, собранным сразу для нескольких номеров, познакомил меня с двумя тоже, как и он, друзьями-политзэками, которые стали нашими любимыми авторами – Веней Иофе и Валерием Ронкиным, одними из самых умных людей, встреченных мною в жизни.
Здесь же мы встретили и перестройку, о которой спорили с жившим в нашем доме Борисом Яковлевичем Ямпольским, еще одним политзеком и писателем, который, в отличие от моей жестоковыйности, со сдержанным восторгом принял горбачевскую перестройку, мною воспринимавшуюся недоверчиво и скептически. Но Рогинский, скорее разделявший мой скепсис, нежели надежды Ямпольского, попросил меня быть с Борисом Яковлевичем побережнее, очень хвалил его стойкую позицию в лагере, а лагерь проверяет человека лучше любых слов.
Вообще-то Усть-Нарву называли местом «брошенных жен», сюда мужчины из Ленинграда привозили семьи, посещали их на выходных, на неделе уезжали в город работать. Но Танька, давно переквалифицировавшаяся из программистки в машинистку, печатала на машинке здесь в Устье-Нарве, а сделанное я отвозил раз в неделю в Ленинград ее заказчику из Географического факультета универа, когда ездил на свою смену; в этот период я работал в бане, недалеко от музея Достоевского. То есть я почти всю неделю проводил в Усть-Нарве, как и другие наши приятели, Ивановские, работавшие преподами в разных институтах и имевших свободное время летом, Файка Замалеева с уже родившимся Никиткой (они на фотографиях), красавица Женька Лифшиц, она сейчас монашка в одном православном монастыре в Америке, в штате Нью-Йорк. В молодости дружить легко.
Помимо радостей курортной Усть-Нарвы, мы пару раз за лето выбирались в небольшие путешествия, сначала в Пюхтицкий женский монастырь, совершенно чудесный и какой-то игрушечный по отчетливости ярких деталей, а затем на Чудское озерко, там был палаточный лагерь и отличная рыбалка. Я брал папину машину, успевая заехать к ним в Синявино и привезти продукты, и уезжал на его машине в Усть-Нарву, а оттуда на пару дней в Пюхтицкий монастырь и Чудское.
Однажды, когда мы на нескольких машинах ехали на озеро, произошла авария, в результате небольшая, но очень-то запомнившаяся. Мы ехали по лесной дороге, я как всегда жал на гашетку, мы обогнали машину, ехавшую за нами, и Танька еще с кем-то, чтобы не сидеть в душной машине, пошла посмотреть на грибы вдоль дороги. Нам же делать было нечего, и я предложил одному моему приятелю, ехавшему в моей машине, поучить его вождению. Он с радостью согласился, сел на водительское сидение, я рядом, маленький Алешка на заднем. Я объяснил ему как нажимать сначала на сцепление, потом в режиме ножниц, отпускать сцепление и нажимать потихоньку на газ. Он как и я пристегнулся на всякий случай, начал нажимать в правильном порядке на педали, тронулся с места. Потом остановился, я ему говорю: а задом хочешь попробовать? Давай, только не забывай смотреть в заднее зеркало, он поехал, но совсем забыл о руле, и машина медленно, но начала приближаться к обочине. Я ему говорю, о руле не забывай, и тут он, запаниковав, крутанул руль ровно в обратную сторону, то есть к обочине, и при этом вдавил педаль газа в пол, думая, что нажимает на тормоз, и наша машина с противным скрежетом веток о метал, влетела в кусты, обрамлявшие обочину.
Но этого мало, кусты оказались декорацией, то есть тонкой полоской, за которой начинался огромный и совершенно не видимый с дороги обрыв к реке или озеру внизу. От действий моего приятели моя машина сначала одним, а потом частично и вторым колесом свалилась с дороги и повисла, на тонких, но, как выяснилось, довольно гибких и прочных ветках кустов. Я не сразу понял опасность, потому что правые колеса, и часть переднего левого колеса вся-таки были на земле, и хотя машина перекосилась, из нее можно было выползти. Но тут выяснилось, что только кто-то пытается вылезти, как машина теряет равновесие и начинает еще больше сползать вниз по обрыву. Подбежавшие женщины, попытались уравновесить машину, опираясь на ее борта справа, мы первым делом вытащили Алешку, которые сидел ближе к опасному левому краю и совершенно не успел испугаться. Потому через меня перебрался мой приятель- незадачливый водитель, хотя вина в произошедшем исключительно моя. Он вылез раньше, потому что и его вес увеличивал опасность, а затем я. Как мы смогли подручными средствами вытащить машину, задним колесом висевшую над обрывом, я уже не помню, но как-то выбрались, и машина не очень пострадала, только помялось одно крыло. Несчастье витало где-то рядом, но обошлось.
Вообще дачно-курортная жизнь ценна своей однообразностью и множеством мелких деталей, которые приобретают статус событий, в другой ситуации совершенно незамеченных. Порой к нам, в основном на наши дни рождения, приезжал из Синявино или Ленинграда (в зависимости от того, где находился) мой отец, мы вместе ходили в ресторан «Майк», здесь же жил на своей даче его бывший подчинённый, с которым он дружил. Со временем наших приятелей в Усть-Нарве становилось все больше, и в какой-то момент мы перебрались в другой дом, сначала по соседству, а потом и на следующей улице, что шла вдоль леса. Я помню, что хозяйку этого дома звали Инга, нам она предоставляла комнату с верандой, что было удобно, но туалет был во дворе, к нему надо было идти по тропинке, вдоль которой стояли будки с ее огромными мохнатыми собаками. Зачем она так устроила, я не знаю, может быть от страха одинокой женщины перед незнакомцами; собаки были на цепи, рассчитанной так, чтобы не дотянуться до идущего по тропинке, но идущий этого не знал, если его заранее не предупреждали, и поход в туалет превращался в испытания для нервной системы. Собачьи клыки, дополненные рыком, были в сантиметрах тридцати-сорока (или это казалось, а были дальше), и это было еще то удовольствие.
И однажды произошло то, что не могло не произойти. Самый большой и свирепый пес по имени Рекс, когда я проходил по тропинке, рвался, рвался со своей ржавой цепи и сорвался. Он кинулся вроде ко мне, но я совершенно инстинктивно, повернулся к нему, топнул ногой, что-то крикнул, поднял кулак и пошел на него. И тут случилось совершенно непредставимое, огромный свирепый зверь взвизгнул каким-то щенячьим писком, сначала попытался вжаться в землю, а потом каким-то манером извернулся и все с тем-то визгом помчался от меня в сторону леса. Его потом искали хозяева полдня, нашли, успокоили, посадили на ту же цепь, и он продолжал изображать ярость и рвался на проходивших мимо. Но когда он узнавал меня, то как-то ползком, вжимаясь в землю, уползал и забирался на долгое время в будку, хотя я его и пальцем не тронул, более того, не представлял, что буду делать, если мне нужно будет бороться с его клыками. Просто я не успел испугаться, а он в ответ испугался на отсутствие моего испуга, и не выдержал этого напряжения. Да и вообще – сила, сидящих на цепи – иллюзорная.
Кстати, раз я рассказываю о животных, то расскажу историю более позднего времени, связанную с нашим псом Нильсом, о его приобретении я расскажу еще; так вот с этим псом, большим ризеншнауцером, приобретенном, кстати говоря, в Нарве, мы иногда приезжали к моим родителям на дачу в Синявино, у которых были два кота, черный и белый. Черный панически боялся Нильса, забирался под дом и сидел там, пока мы не увозили Нильса восвояси, а вот белый дал нам однажды урок. Он тоже предпочитал не сталкиваться с Нильсом, хотя не убегал, а просто делал так, чтобы не встречаться. Но вот однажды Нильс, а если вы знаете эту породу, то она обладает совершенно сумасшедшим темпераментом, и как пишут в аннотациях, если у вас три комнаты в квартире, то вам кажется, что он находится в каждой комнате одновременно и еде в кухне. Так вот наш совершенно сумасшедший Нильс прыгает с крыльца и упирается нос к носу с белым котом. Нильс тут же пригибается к земле, показывая, что в следующий же миг броситься на кота, после чего все коты на свете бежали сломя голову, спасая свою жизнь. Однажды мы приехали на дачу к Лене Шварц, и наш Нильс, несколько раз носом поддав любимому коту Лены, загнал его на дерево, откуда его снимали только после нашего отъезда и с пожарной лестнице. Перед Леной было страшно неудобно, тем более, что, когда мы приехали, Лена пыталась спасти испуганного кота у себя на руках, и он перецарапал ей всю шею и лицо, и все равно сбежал, был настигнут носом Нильса и залез так высоко на дерево, что Нильс не только его не достал, но и даже не видел, как и кот не видел страшное черное чудовище.
Так вот это чудовище сталкивается нос к носу с белым котом, Нильс делает стойку перед нападением, но белый делает тоже самое, что сделал я, когда Рекс сорвался с цепи – пошел к нему на встречу. Нет, Нильс не бежал, конечно, не завизжал как щенок, но кот очень маленькими, по капле отмеренными шагами приближался буквально по сантиметру к Нильсу, и Нильс, наш страшный ризеншнауцер, впервые столкнувшись с таким поведением и не зная, как реагировать, на такую наглость, стал очень медленно, но отступать.
Это была насколько удивительная и фактурная картинка, что я громко позвал Таньку, бывшую рядом, и она успела насладиться удивительным зрелищем: маленький белый котик мелкими, но пружинистыми шажками шел навстречу страшному псу, который был раз в десять больше, но, отступал перед мужеством, отступал очень небольшими шажками, но двигался назад. А когда кот неожиданно, но чуть-чуть ускорился, не побежал, не помчался, не кинулся как Рекс наутек, но повернулся и почапал в обратную сторону. И это продолжало длиться. Кот медленно наступал, а наш ризеншнауцер примерно в том же темпе отступал, пока нервы у него не выдержали, и он сошёл с колеи, и вроде не торопясь и все же изредка оглядываясь потрусил в сторону. Более того, они в таком темпе рара два обогнули дом, пока Нильс окончательно не сошел с дистанции и ушел в кусты.
Я такого в жизни не видел. Сила духа победила силу физическую. Маленький котик с сердцем тигра обратил в бегство большого и сильного пса, впервые спасовавшего исключительно перед его смелостью. Мой Нильс кидался на догов и средрнеазиатов, хотя они были сильнее. Он однажды бежал минут пять за лощадью, проскакавшей по проспекту Бабушкина, пытаясь укусить ее за копыта (слава богу, не пнула этим копытом и сам не попал под машину). Но кот в битве характеров его победил. Это не стоит интерпретировать как правило: далеко не всегда сила духа побеждает грубую физическую силу. Но так случается, и мы с Танькой всегда вспоминали этот эпизод, когда что-то большое и страшное отступало – увы, слишком редко – перед более слабым, но мужественным. Вдохновляющая, как мне видится, история.