Танцы как цитата

Она очень любила танцевать. Всю жизнь, начиная с юности. Даже раньше, с детства. Танька занималась танцами, не помню, где, кажется в каком-то дворце культуры на Песках, а преподавала танцы, если не путаю, сестра дирижера Мравинского. Танька неоднократно называла мне ее имя-отчество, но я забыл. Это были не бальные, а народные танцы, танцы народов мира, их было две пары с несколькими номерами; Танька и ее подружка, партнерами были два брата, фамилию их, конечно, тоже не помню, но они выступали, занимали какие-то места, потом все это сменила математика, юность и любовь.

Танька в детстве пробовала заниматься и балетом, но далеко не продвинулась, как ей объяснили, ее ноги не были кондиционной длины, чтобы стать профессиональной балериной, и она стала танцевать краковяк и польку. Балет, как и любое профессиональное занятие, беспощаден и приговоры выносит без сожалений. Но, естественно, любила и просто танцевать. Уже студентами мы ездили на разные танцы, где играли первые русские рок-музыканты, и я уже вспоминал, что в свадебное путешествие мы поехали на круизном лайнере «Балтика», бывшем «Молотове», где много танцевали. Я обожал дурачиться, не перенося торжественности, и любой рок мог танцевать, ведя партнершу, наподобие пародийного танго с различными выкрутасами.

Потом, когда мы поехали на круизном корабле на Багамы, там тоже были танцы — не танцы, но играла какая-то группа с женщиной-вокалисткой, хорошо певшая каверы Битлс, и мы тоже танцевали вместе с юными и пожилыми битломанами. Сама эта процедура – всегда ожившая цитата, ведь мы, в основном, танцуем не каждый раз заново, а как бы продолжаем то, что некогда прервалось. Ведь не случайно большинство из нас танцуют так, как делало это в юности, когда это было открытие, то есть цитируем себя, ощущая порой неуместность и архаичность этой цитаты, цитаты времени и власти, ведь в юности все негласно принадлежит нам, а потом у всего появляются новые владельцы, новые собственники этой жизни. Кстати, у Таньки был свой синоним для слова танцевать, она также, как и мы все, боролась пусть по-своему с трафаретностью и чуждостью языка, и вместо танцевать порой говорила: подергаться. Иногда: подвигаться. Вот пример, который уже приводил, но уже без музыки.

Я ее редко хвалил, больше подтрунивал, говорил, что Олька Бардина танцует лучше, лучше владеет телом, лучше координирована, идеальная партнерша, которая все выполняла, но явно могла больше и лучше меня. Я вообще Таньку хвалил мало, а когда хвалил, она будто оживала, всегда такая сдержанная, холодноватая, — теплела и оживала, да. Но на вопрос о любви всегда отвечал банально. Ты меня любишь: как кошка собаку. Бег от пафоса. Но на самом деле кошкой была она, я был таким лохматым дворовым псом. Но метрически удобнее было говорить: как кошка собаку – я и говорил.

Но Танька хотела танцевать всегда, более того, выпив, ее желание только усиливалось, я же вообще не любил, когда она выпивала. Тем более в перспективе танца. Спиртное мешало координации движений, и она была не точна в движениях, и я всеми силами уклонялся. Пока мы были молодыми, мы еще танцевали на разных пьянках и посиделках, но потом и это затихло, но по большим праздникам, в ее день рождение или в Новый год, Танька всегда пробовала меня раззадорить. Подчас это получилось, но не так часто, как ей хотелось.

Танька что-то особое ощущала, когда танцевала, может быть, это было неточной цитатой ее мечты стать настоящей балериной или танцовщицей, может быть, просто танцы, нагруженные эротическими коннотациями, потому и популярны, что и являются актом редуцированного секса. Разрешенным, легальным флиртом. Но танцующая Танька на видео у меня буквально появляется дважды, один я уже показал выше, вот второй и последний, в наш последний год перед отъездом в Америку, кажется, на Новый год, мы уже тяготились нашими друзьями, ставшими патриотами, словно приучали себя к одиночеству, которое станет хроническим. Но я увлекся только что появившейся цифровой записью, и записал наш с Танькой танец в виде пробы камеры. Я уже показывал это, в основном томе моих о ней воспоминания, повторю, чтобы подчеркнуть разницу и безмолвие печали: без музыки. Но и так видно, что она, кажется, была счастлива.

В какой-то мере заменой танцам стали путешествия: это тоже такой ритуальный способ появиться на людях, мы по русской вынужденной привычке к холоду предпочитали ездить на юг, на Карибы или Багамы, но иногда ездили, наоборот, на север, особенно глубокой осенью, когда умирание природы оборачивалось ярким многоцветием листвы, с очень важным для американской осени красным цветом. Мы ездили в Нью-Хэмпшир, где о проблемах с алкоголем напоминают даже автомобильные знаки, а мотоциклистам разрешают ездить без шлемов, и где в Корнуэлле жил в доме без отопления Сэлинджер, лечивший своих несчастных жену и дочь травами. Настоящий хиппи, что особенно контрастировало с жизнью рядом в Вермонте Солженицына. Один такой русский барин, второй – человек вне социума. И отсюда рукой подать до Монреаля. Однажды мы в течение дня вынуждены были доехать до Монреаля, забрать машину, находившуюся в ремонте, и вернуться в Бостон. Помню эту ночную дорогу, без единого фонаря в середине ночи, ее освещали отражения от знаков и собственные фары, высвечивающие разметку дороги.

Несколько раз ездили в Портленд в том же Мэне, коротким и странным роликом откуда я закончу этот рассказ. Видео, снятое на айфон, ничего, казалось бы, не говорит, кроме того, что нам очень часто было просто хорошо и спокойно вместе. И чем мне это все заменить – нечем. Только причинением себе боли, дабы убедиться, что еще жив.