Харассмент и либералы

Оригинал текста

Ситуация с увольнением главного редактора «Медузы» после обвинений в харассменте, поведение руководства издания и реакция на него российского общества симптоматичны. Недоброжелательная критика (вроде главреда RT Маргариты Симонян, да и других, не скрывающих злорадства от того, что издание, позиционирующееся как оппозиционное, попало впросак) делает акцент на «двойных стандартах»: пока в харассменте обвиняют идеологически чужих, в голосе звучит медь осуждения, когда дело доходит до своих, в игру вступают соображения целесообразности (жалко терять ценного сотрудника) и продвинутое понимание. С кем не бывает. Первый раз не пидорас.

Что здесь сказать: двойные стандарты в той или иной степени свойственны всем, хотя бы потому, что себя или своих мы лучше понимаем, и легко присоединяем контекст, объясняющий любой (в том числе предосудительный) поступок. С чужим и чуждым это сделать, безусловно, труднее.

Но куда показательней реакция либерального сообщества. Тут две группы голосов: одна находится в области западного толкования харассмента, как проявления мужского доминирования, с которым – в рамках женской эмансипации – западное общество пытается бороться. В том время как другая (подчеркну еще раз: вполне себе либеральная, по крайней мере, по отношению к путинскому режиму) транслирует скепсис по поводу попыток перенести практику противостояния харассменту (и вообще к политике толерантности) в наши палестины. Как, впрочем, и к самой толерантности, которую сравнивают либо с борьбой комсомола в позднем совке за нравственность советской молодежи. Либо, соглашаясь, что вообще-то борьба за женское равноправие (как и вообще равноправие различных меньшинств) как бы осмысленна, но явно приобрела характер кампанейщины и является инструментом, позволяющим сводить счеты с оппонентами.

Хотя отрицать то, что любые веянья, обретшие популярность, несомненно, могут использоваться как козырь в карьерной игре, глупо, сама ситуация, когда российские либералы, ориентирующиеся на западные ценности, устанавливают буйки на границе: до буйка – скажем, пока западные СМИ или правозащитные организации осуждают Путина и его присных – мне это вполне понятно и приятно, но дальше, где это вступает в противоречие с моими собственными жизненными стратегиями и ориентирами, я резервирую за собой право на особое мнение и несогласие.

Конечно, это возможно. Но стоит задаться вопросом: а какой области принадлежит сама тенденция борьбы за права меньшинств, где одной из струек (а может, центральным потоком, даже локомотивом) стала борьба за женское равноправие в одежде толерантности и противостояния харассменту? Те из российских либералов, а их внушительная часть, кто демонстрирует по разным соображениям скепсис в интерпретации этой тенденции, часто говорят о лицемерии. То есть переносят толерантность как тренд в область групповой морали. Мол, та или иная группа присвоила себе право определять, что, собственного говоря, морально, а что нет, и таким образом продвигает свои интересы.

Кстати, вопрос морали очень часто выступает в качестве объясняющего мотива, когда те или иные наблюдатели сравнивают путинскую Россию и неоновый Запад. Скажем, вполне в других случаях внятный Алексашенко объясняет, почему в Америке или Финляндии уровень коррупции заметно ниже, чем у Путина, и упоминает мораль. Красть стыдно. Тем более, если заходит разговор о том, что жены обеспеченных россиян стремятся уехать на сносях в Штаты в рамках родильного туризма. И, помимо естественного желания получить для своего ребенка американское гражданство, отнять которое пытается Трамп, звучит и такой аргумент: это еще и намного более комфортно, американский медицинский персонал лучше и доброжелательнее ухаживает за пациентами. А почему, подает мяч журналист на ногу эксперту, прекрасно зная, что он ответит, — потому что мораль у них другая.

Казалось бы, очень удобно в очередной раз уколоть путинский режим, который в рамках своих патриотических и имперских игр обрушил общественную мораль, да и что здесь, собственно говоря, можно возразить.

В общем-то, ничего, кроме того, что измерять уровень нравственности проблематично. Только по последствиям, но как мотивировочный механизм – это система в достаточной степени образная: метафорическая шкала. Не сама нравственность (тоже, на самом деле имеющая исторические и групповые измерения), а ее количественная, оценочная фиксация.

Кажется простым делом обвинить оппонента в аморальности, но он с головокружительной легкостью подставит свою ракетку, и мяч с теми же обвинениями вернется на ваше поле. Одни упрекают в безнравственности уличенных в харассменте, другие упрекают примерено в том же тех, кто упрекает, добавляя сомнения в искренности (ждала, видите ли, 30 лет, чтобы рассказать о домогательствах пьяного школьника к бухой соученице). И нельзя не отметить, что нравственная подоплека очень удобна, так как позволяет играть вот такими бесформенными снежными глыбами, которые разлетаются на мелкие комки при любом соприкосновении.

Однако если вынести нравственную оценка за скобки, то внутри останется куда более простая и отчетливая модель социальных правил. Что такое идея борьбы за права меньшинств, в том числе с помощью приемов толерантности и противостояния мужскому шовинизму, — это набор правил. У американского либерального сообщества есть продвигаемая им система норм и правил, которые перпендикулярны набору социальных норм и правил консерваторов, в том числе президента Трампа. Мы сразу уходим от обвинений Трампа в безнравственности (хотя и очень хочется), а сухо говорим, что его нормы и правила контрастны нормам и правилам прогрессивных либералов. Не лучше или хуже, эти оценки мы тоже готовы вынести за скобки, а просто другие. И тогда политическая борьба (в которой, конечно, есть и личные карьерные, и меркантильные интересы) есть борьба за доминирование одних социальных правил над другими. 

А если так, то появляется возможность иначе взглянуть на позиционирование тех критиков идеи харассмента из числа российских либералов, которые упрекают сторонников политики толерантности в лицемерии и повторении практик ленинского комсомола в период застоя. Оставаясь вполне себе либералами на российской сцене, пока они критикуют Кремль, в рамках дистанцирования от политики толерантности американских либералов они оказываются (в условиях американской дихотомии либералы-консерваторы) именно консерваторами.

Те, кто имеет опыт работы в американских университетах, прекрасно знают этот феномен: приезжает, скажем, по гранту российский либерал, начинает нащупывать контуры совпадения и различия интересов, и подчас с неприятным изумлением понимает, что его, такого современного и образованного, чаще всего идентифицируют именно как консерватора, ретрограда, шовиниста, типа: все вы русские — медведи. В лицо не обязательно скажут, но дадут возможность осознать.

И это хорошо еще по гранту, в роли гостя из Нигерии в снегах, можно и перетерпеть, а вот если подольше, то выяснится, что групповые нормы — куда более строгие, чем, скажем, те же нравственные или политические. Это в России либеральность – что-то аморфное и слабое, типа потворство нарушениям устава караульной службы. Современный либерализм отстаивает свое понимание свободы и прав меньшинств с жесткостью и непреклонностью, трудно с чем-либо сравнимой. И нет никаких скидок, не знаю, на экзотику, на художественность натуры, на страсть к рискованным шуткам, эпатажу и троллингу, столь распространенным среди российской интеллигенции. И нет нелиберальных частных университетов, и нет в них места для консерваторов. А предупредительность тех же медиков и всеобщая вежливость – не столько проявление морали, сколько боязнь нарушить правила, которые пусть и не всегда писанные, но обязательные к исполнению.

А как же свобода слова и мнений, завопит тот, кто, как выяснилось, либерал только для внутреннего употребления, а консерватор снаружи? Так свобода мнений она в политическом пространстве, хочешь, иди голосовать за Обаму или Берни Сандерса, хочешь — за Трампа. А вот люфт в групповом пространстве совсем небольшой. Это в России – все, кто против Путина, либералы. А тут проще, один раз сказал о засилье геев, глупых бабах или не желающих работать черных на букву «н», и больше не позовут, а придешь сам, найдешь дверь закрытой на вечный замок. А вы говорите правила, социальные нормы. Медуза Горгона.