Критики фильма Певчих, понимая, какой урон репутации ельцинско-путинских либералов нанесли эти три серии, решили спорить с ними, опровергая главный тезис, что Путин – детище 90-х и его привели к власти олигархи и ельцинская номенклатура. Об этом твердили Кирилл Рогов (за десять минут раз пять произнесший слово «ложь»), Алексей Венедиктов (с синонимами лжи – «враньем» и «отсутствием фактов»), Максим Кац, который ту же мысль подтверждал повторением тезиса: Путин самолично создал персоналистскую диктатуру, и никто, кроме него, за это не ответственен. Безродный космополит Путин.
Однако мысль фильмов Певчих, в том числе третьей серии от этого не становится менее рельефной: Путин понадобился бенефициарам ельцинской эпохи только по одной причине — их состояния и их властные прерогативы были нелегитимны. И именно страх потерять нажитое вместе с властными волшебными доспехами, защищающими их владельцев только до той поры, пока власть их осеняет своим светом, и привели к тому, что на пост преемника позвали Путина. В котором как Ельцину, так и его окружению, в том числе олигархическому, нравилась его преданность, проявленная при спасении им Собчака из-под вполне реального следствия.
И именно эта связь – бесчестно нажитые состояния и бесчестно полученные властные полномочия – потребовали исполнительного и постного на вид кагэбэшника, которой казался более правильной фигурой, чем Примаков, Степашин, Черномырдин или тем более Немцов. Вероятность, что кому-то другому, кроме Путина, удастся в трудную минуту спасти бенефициаров перестройки и героев приватизации от неизбежной расплаты за содеянное, вызывали резонные сомнения.
Как похожее требует похожего, бесчестность потребовала бесчестности для ее сохранения от суда и следствия новой власти, которая могла заявиться на место Ельцина, и доверять это демократическим выборам, а не политтехнологическим комбинациям было бы слишком опрометчиво.
Но так ли очевидны были прегрешения ельцинских олигархов и ельцинской «Семьи», приватизировавшей президентскую власть? Посмотрим на это с высоты нашего времени. Вот начинается война с Украиной, и Запад, прежде всего, Америка, начинают вводить санкции за эту войну. И кто оказывается в первых рядах? Практически весь список Форбс, обладатели самых громких состояний, без каких-либо обсуждений, без судебных решений, просто по факту наличия больших денег их владельцы объявляются пособниками войны и ответственными за режим Путина.
То есть западная юстиция не считала все эти состояния, сколоченные с помощью приватизации и залоговых аукционов, посредством административного ресурса, при котором власть конвертировалась в деньги и обратно, — легитимными.
И именно этого боялись ельцинские олигархи и чиновники, когда позвали Путина на царство. И именно этого все эти почти четверть века опасался Путин: что придёт к власти серенький волчок, позовет на помощь американскую или европейскую юстицию вместе с финансовой полицией, и вместо полета на Канары или Багамы отправится имярек в суд, а потом в тюрьму. И война, репрессии, уровень которых уже давно не сопоставим с брежневским или андроповским, это все только по одной причине: чтобы не допустить новых людей во власть, которые спросят: а где у вас документы на законность ваших состояний (про фальсификацию выборов можно даже не вспоминать).
Именно поэтому такая ярость критиков фильмов Певчих, что вместо защитников свободы подавляющая часть российских либералов превращается в то, чем они и были все эти десятилетия: в обслуживающий персонал тех, кого Навальный именовал «жуликами и ворами», не упоминая про бандитов, то есть путинскую номенклатуру.
Они пытаются сбить волну критики и безостановочного обрушения их репутаций, они хотели пасти народы под соусом защиты «свободы», которая точно такая же расписная ширма, как «традиционные ценности» у Путина. Вам не нравятся фильмы Певчих, обратитесь в Госдепартамент и спросите у них, почему они полагают весь слой самых состоятельных бенефициаров перестройки владельцами сомнительных состояний и ответственными за развал страны.
Как это поможет победить Путина, саркастически вопрошают критики фильма Певчих? А что, кроме честности и правды, имеет хотя бы шанс поспорить с бесчестной жестокой властью о будущем, если оно, конечно, у нас есть.
Посмотрим на антиизраильские протесты в американских университетах и их жестокий разгон полицией вне идеологии и политики и, следовательно, чувства вины-правоты. А как на часть конкуренции двух антагонистов: полюсов 1) с позиции силы и 2) слабости, интерпретирующей себя как справедливость. Эти полюса весьма условны, так как и действия с позиции силы очень часто притворяются противоположностью, натягивающей на себя личину слабости с последующим присвоением (или попыткой присвоения) справедливости, оскорбленной и возмущенной.
Так агрессор в лице, например, нацистской Германии притворяется жертвой перед нападением на Польшу, сталинский СССР — перед нападением на Финляндию, в этом же ключе работает путинская система самооправданий перед и во время войны с Украиной. Но и слабость, интерпретирующая себя как олицетворение справедливости, а это практически все революции и не только мирные протесты типа индийской революции, начинаются из положения лежа, а в случае победы очень часто и быстро встают в стойку действия с позиции силы, не помнящей о своей слабости.
Или как, не знаю, женщина, вынуждена конкурировать с мужчиной в мужском мире, где оппонент не только сильнее физически, но существует в мире, где женская слабость культивируется навязанными женскими ролями матери-жены-хранительницы очага, всей этой патриархальностью с навязанным статусом неполноценности, с которым женщина существует во всех без исключения (или очень небольших и совсем недавних исключений) с запретом заходить за алтарь или исполнять престижные жреческие функции.
Это предисловие все лишь оптика для того, чтобы увидеть не только конфликт между Израилем и Палестиной как конфликт с позиции силы и слабости, интерпретирующей себя как справедливость, но и другие современные конфликты типа российско-украинской войны, столкновений власти и оппозиции в Грузии и т.д.
Понятно, что никакой силе по больше части не хочется обнажать свои действия как брутальные: то есть хочется результата, но не хочется опознавания себя как грубой, преобладающей силы. Как и своего оппонента как слабости, рифмующейся с попранной справедливостью.
Поэтому, кстати, американскому государству очень не хотелось решаться на подавление студенческих протестов, ссориться с молодым поколением – самое последнее, что нужно любому обществу, а подавление обнажает именно эти роли. Поэтому Байдену, выступившему по итогам разгона полицией студенческих протестов в десятках американских университетов и ареста более 2 тысяч протестующих, пришлось одновременно апеллировать к двум разнонаправленным интерпретациям себя как защитника свободы слова и мирного протеста (слабости), и как адепта защитника порядка без права согласиться с причинением ущерба имуществу, что как бы лишает протест его мирной (или слабой) сущности и, как следствия, ореола справедливости.
Хотя республиканцы тут же отметили нелогичность действий демократической администрации, что пока шли неизмеримо более разрушительные и далеко не мирные протесты движения Black Lives Mаtter (BLM) пару лет назад, власти держали недовольную полицию на строгом коротком поводке, потому что черные протестующие — часть важнейшей избирательной силы, терять которую не было никакого резона.
А такой электоральной силой пропалестинские студенческие объединения пока не обладают. Но сама коллизия остается в том же соотношении: хотя практически все без исключения государства правят с позиции силы, та логика, которая иногда позволяет слабости-справедливости опрокинуть силу и занять ее место, никто не может отменить.
Так произошло, в том числе, во время американской революции или Войны за независимость против Британии, так произошло со многими революциями прошлого века от профсоюзной и сексуальной до феминистической (хотя это разные этапы эмансипации меньшинств как эталонной слабости, слабости par excellence — главного тренда нового времени).
Произойдёт ли это с борьбой за свои права Палестины: историческая логика показывает, что наиболее уязвима политика с позиции силы именно при столкновении с позицией слабости-справедливости. Но это в перспективе, которая может быть сколь угодно далека, но сам факт приобретения широкого и мирового охвата слабости как справедливости именно в этом случае, возможно есть свидетельство принципиального перелома. По крайней мере, по сообщениям The Washington Post, 48 тысяч работников университета Калифорнии ( UCLA) готовятся к объявлению забастовки в знак солидарности с разогнанными полицией студентами. Отцы, бывает, наказывают своих детей, но очень не любят, когда это делают другие. Насилие – привилегия, по эстафете передается с потерями смысла.
Если проанализировать претензии к Певчих и ее фильмам о 90-х со стороны статусных либералов и отбросить самые экзотические, типа, что ФБК – проект Кремля (как раньше проектом Кремля называли Навального после выборов московского мэра в 2013), то имеет смысл остановиться на следующих, на самом деле почти всегда имеющих характер самооправданий.
Мол, в своей критике 90-х и Ельцина Певчих делает акцент не на институтах, а на личностях. Якобы Певчих утверждает, что все дело в личности Ельцина, типа, царь плохой, а вот если бы Ельцина выбрали с умом (и он сам выбрал бы не Путина, а кого-то другого), то история, возможно, пошла бы другим путем.
А все дело только в том, что надо было строить институты – типа, партий, независимого суда, реформы КГБ и силовых структур, — и все бы получилось. Но на самом деле сами институты без личностей, их строящих, никогда не получаются. У Сталина была самая демократическая на тот момент конституция, но интерпретация ее положений зависела от чиновников, превращавших эту конституцию в негатив. Кстати, реформы гайдаровского правительства тоже шли на мотив «рынок сам все исправит»: не исправил, и не мог исправить. Если в обществе нет взаимодоверия, а на фоне бесчестной приватизации, стремительного обогащения одних и обнищания других, доверия быть не могло, роль личности во власти возрастала, а не наоборот. И такие приемы как люстрация и преследования за преступления, не имеющие срока давности, как раз указывают на то, как важна личность при любых, собственно говоря, институтах. Тем более слабых.
Не менее часто Певчих упрекают в том, что она продвигает левую идею, что вообще большевичка, сторонница Ленина и Зюганова (хотя Зюганов для того же умозрительного Ленина был и остается оппортунистом) и вообще играет на руку Путину своей критикой либералов, наиболее последовательных критиков путинизма.
Но на самом деле в продвижении идей левого, а не правого либерализма, сторонниками которого являются почти все без исключения статусные российские либералы, нет ничего зазорного. Потому что Путин только в ранней риторике использовал популистские левые идеи, чтобы понравиться обывателю, но его политика всегда была исключительно правой, направленной на интересы крупного (а не среднего или мелкого) капитала.
И на самом деле тренд в сторону левого либерализма и вообще всего комплекса левых идей не только осмыслен, так как затрагивает интересы действительно большинства, но и этически оправдан. Восстанавливать попранную социальную справедливость политически правильно, но для российских либералов это хуже острого ножа. Так как они практически ничем не отличаются от путинского чиновничества, кроме риторики.
То есть и путинисты, и либералы в равной мере на стороне крупного капитала, только путинисты топят за традиционные ценности и русское великодержавие, а либералы как бы за свободу, которая всему голова. И первое, и второе — идеализм, который как щит прикрывает хищный расчет. Взбираясь на котурны идеализма, его адепты как во власти, так и в фиктивной оппозиции делают вид, что бессеребренники, но удивительным образом и первые, и вторые успели в 90-х обогатиться или поработать с немалой выгодой на богатых без зазрения совести.
И, кстати, изображая из себя яростных критиков путинизма, они действительно клянут во всех грехах исключительно Путина, который тоже выступает своеобразной защитой, экраном, прикрывающим от ревизии истинные причины катастрофы 90-х и путинизма. Но либералы не хотят идти дальше фигуры Путина, и любые попытки проанализировать причины его появления, объявляют ересью. Потому что критика Певчих разоблачительна, она срывает белые одежды, делая публичным то, что под ними, сомнительную репутацию и лежалый комок совести.
Можно было ожидать, что выход второго фильма из серии «Предатели», подготовленного Певчих и ФБК о ельцинских 90-х, заставит яростных либеральных критиков если не промолчать (демонстрация осторожности рифмуется с трусостью), но умерить свой пыл по причине видимого ущерба для репутации. Эмоциональные упреки Певчих и ее фильмам, видимо, в разы (если не на порядки) обрушает число просмотров в ютубе и лайков в фейсбуке.
Но ума промолчать никому не хватило, а ограничиться коротким обозначением позиции (высокомерная Альбац: много ошибок, Кирилл Рогов с убийственной иронией: это все, конечно, не для тех, кто уверен, что война была предопределена уже тем моментом, когда Петр Авен познакомил Березовского с Юмашевым) решились немногие. Некоторые, например, Владимир Пастухов, напротив, уверенные, что механизм популярности вывезет и не из такого болота, написал целый ряд постов в Телеграме и длинную статью для «Новой: Европа». И опять попытался занять позу сверху для критики Певчих на том основании, что, мол, сам изначально относился к Ельцину отрицательно: как и многие поначалу только потерял от перестройки. Забыв, правда, добавить, что критиковал либеральные реформы с позиции русского националиста, приятеля и соавтора по мракобесным книжкам Андрея Кончаловского, о чем сейчас предпочитает не вспоминать.
И это несмотря на то, что второй фильм довольно экономными средствами доказывает, что практически все состояния, нажитые в 90-е будущими олигархами, были бесчестными, полученными в результате махинаций с использованием почти неограниченной власти Ельцина. И схема получения практически бесплатно самых лакомых кусков государственной собственности в обмен на истерическую поддержку полуживого Ельцина на выборах 1996, было правилом без исключений.
Но согласиться с этим для статусных либералов, разбогатевших и прославившихся именно на поддержке Ельцина как якобы единственной альтернативы красно-коричневому реваншу Зюганова, затруднительно. Фильмы Певчих выбивают стул из-под тех, кто отстаивает свое право пасти народы исключительно на поддержке Ельцина, получившего власть царя и титул защитника свободы, так как уничтожил смуту в 1993 и не дал ни шанса быть неизбранным по причине ничтожной популярности в 1996.
Об этом позорном процессе и написал Навальный в своей статье «Мои страх и ненависть»: ненавижу «независимые СМИ» и «демократическую общественность», обеспечившие полную поддержку одному из самых драматичных поворотных событий нашей новой истории — подделке президентских выборов 96-го года. Эти кавычки над эпитетами «независимые» и «демократические» и есть дамоклов меч, с тех пор висящий над головами статусных либералов. Именно они до недавнего момента кичились своей независимостью, потому что обслуживали процедуру получения неограниченной власти «семьей Ельцина» и именовали это демократическим процессом, так как с помощью своих СМИ сумели навязать общественному мнению, что их поддержка Ельцина и есть спасение демократии.
А то, что в итоге оказались в путинской опале и вынужденной эмиграции, так это предрек еще в статье конца 80-х Гавриил Попов, заметивший, что командно-административная система, на мгновение вроде как обрушившаяся, но почти сразу реанимированная Ельциным и призванным на место охранника перестроечных состояний и властных прерогатив Путиным, всегда в переломные моменты вынуждена обращаться за поддержкой к специалистам-экспертам из рядов чуждой интеллигенции. Так как сама власть нема и бессильна по причине неумения объяснить, почему на эту власть имеет право, но после того, как власть завоевана, кадры экспертов неизменно выходят в тираж. Их всегда заменяют более лояльными и менее амбициозными фигурами, на это есть логика контрреволюции.
Ремонт сайта потребовал новых работ, возможно, уже последних. Но на какое-то время сайт пришлось вообще закрыть для посещения, а теперь открыли, но работы еще будут продолжаться. Пардон за неудобства, скоро все заработает (надеюсь).
Когда Навальный опубликовал свой текст «Мои страх и ненависть», положенный в основание первой серии фильмов Марии Певчих «Предатели» о реформаторах 90-х, тот же круг авторов, что сейчас всячески дискредитируют Певчих и ее фильм, бросились утверждать, что автор текста «Мои страх и ненависть» — не Навальный. Мол, написал это Волков или та же Певчих, в лучшем случае с Навальным в лице адвокатов эту тему обсудили, но у него нет возможности передавать целые тексты, так какие-то неоформленные соображения.
Формально, эти же сомнения могли возникать и раньше, как именно Навальный передавал на волю свои тексты, многим было непонятно, но желание отделить Навального от темы осуждения ельцинских 90-х, да еще сделанного столь определенно, без полутонов и оговорок, без этого, с одной стороны, с другой стороны, было ужасно, и с этим надо было что-то делать. И так как критиковать Навального в заключении было невозможно, принизить значение текста Навального попытались отрицанием его авторства. Что заставило Навального написать еще один текст, насмешливо подтверждавший его авторство текста о ненависти к 90-м, реформаторам гайдаровского правительства, причем без патины двусмысленности. «Ненавижу Ельцина с «Таней и Валей», Чубайса и всю остальную продажную семейку, которые поставили Путина у власти. Ненавижу аферистов, которых мы почему-то называли реформаторами. Сейчас-то ясно как день, что ничем, кроме интриг и собственного благосостояния, они не занимались. В какой ещё стране столько министров «правительства реформ» стали миллионерами и миллиардерами? Ненавижу авторов глупейшей авторитарной конституции, которую нам, идиотам, втюхали как демократическую, уже тогда дав президенту полномочия полноправного монарха».
Попытки отказать Навальному в праве на авторство этого заявления были спазматической реакцией, исходившей из понимания, что произойдет дальше. А именно: деконструкция мифа о 90-х, как эпохи движения к демократии, заложившей основы всего хорошего, что от нее осталось, а если и были сделаны ошибки, то кто без греха, пусть первый бросит камень.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: дискредитируя сначала авторство Навального, а теперь фильм Певчих хулители защищают, прежде всего, себя. И не просто потому, что вышли из этой эпохи, принадлежали ей, пусть не на первых ролях, но и не на последних. И даже не только потому, что некоторые из них точно так же сделали состояния, обменивая по фирменному рецепту власть на авуары. О некоторых это известно доподлинно, о некоторых есть лишь устные рассказы, и эпоха доказательств впереди, но все они принадлежали институциям, созданным на деньги, полученные от приватизации и залоговых аукционов. Потому что это был самый простой способ обеспечить себя и семью в 90-е и нулевые, когда большая часть состояний, сделанных на перераспределении власти Ельцина, либо оставалась у первоначальных собственников, либо перераспределялась в рамках путинского кормления своих за счет бывших.
Именно поэтому в критике Певчих нет даже попытки оспорить те или иные факты, это невозможно, да и небезопасно. Дискредитации подвергается сам метод подачи материала, который нивелируют как ненаучный, пропагандистский, плоский. А за всем этим звучит одно требование: дайте оправдание, включите опцию, «но с другой стороны». Скажите, что да – были ошибки, но общая тенденция, извращенная Путиным, была верная, путь к свету. А кривое дуло Путина появляется как ошибка исторического пути уже за другим поворотом реки.
Но на самом деле упрек в бесчестности ельцинской власти и его окружения онтологический для всей постперестроечной эпохи. Если бы состояния, возникшие при Ельцине и отчасти перераспределённые при Путине, были хотя бы в доминирующем тренде честными, Путину и его слою не надо было удерживать власть с помощью войны и репрессий, они панически боялись отдать власть только потому, что знали, что к их состояниям возникнут резонные вопросы, и они потеряют все.
