Критика Шлосберга со стороны видных (и задетых им) оппозиционеров-эмигрантов не утихает. Что позволяет предположить, что Шлосберг задел их за живое. И здесь важно как сказанное, так и подразумеваемое. А первого и второго здесь с избытком. Начиная с самого термина «кровь».
В своем ответе Кириллу Рогову, возмутившемуся, что Шлосберг разделяет всех по принципу «своей» и «чужой» крови, Шлосберг отвергает возможность интерпретации «крови» по принадлежности к использовавшемуся нацистами словосочетанию «кровь и почва», то есть кровь как признак нации. Шлосберг настаивает на другой интерпретации словосочетания своя или чужая кровь, которая ближе к смыслу ее по Киплингу, в том числе прекраснодушному Маугли, типа, «мы с тобой одной крови», то есть синониму понятия «единомышленники». Но что делать, такие слова-метафоры как кровь всегда многозначны, тем более, что и Киплинг с его «миссией белого человека» был расист и колонизатор, и его цель, которой он пытался придать благородный оттенок, все равно отдавала разделением народов на цивилизованные и нецивилизованные, первого и второго сорта.
Но Шлосберг пытается из метафоры сотворить термин: мол, «партия чужой крови», это те, для кого есть своя и чужая кровь, и вроде как выступая за поражение России в ее войне против Украины, войны агрессивной, что Шлосберг проговаривает экивоками, желающие поражения России воюют чужой кровью, в смысле чужими руками. Более того, выступают на стороне другого народа, да, народа или страны-жертвы, и тут Шлосбергу поминают его действительно неловкую попытку отнять у Украины статус жертвы из-за того, что она сопротивляется агрессии с чужой помощью.
Но напали на Шлосберга не из-за лингвистической неловкости и неточности, а именно по тому, что увидели в этом упреке принадлежности к «партии чужой крови» обертона прямого смысла. Что они, эмигранты, чужой крови по отношению к тем, кто вынужден воевать со стороны России, кого мобилизовали или подкупили, кто не нашел в себе сил разделить свои интересы и интересы режима, а это по Шлосбергу – ни что иное, как предательство своего народа. И можно желать поражения режиму или власти, захватившей страну, но презирать народ, это что-то другое, более всего напоминающее предательство.
Более того, те эмигранты, с которыми воюет Шлосберг, увидели в его упреках неназываемою им русофобию, неназываемую по причине использования этого термина путинской пропагандой, и, значит, девальвированный и опороченный термин. Но и этого мало: оппозиционеры-эмигранты не могли не почувствовать, что упрек Шлосберга обращен к ним, потому что они в наиболее вульгарном смысле чужие по менталитету и той же крови с народом-богоносцем, потому что они – евреи. Евреи, как сам Шлосберг, но Шлосберг неслучайно постоянно вспоминает те или иные христианские мотивы, например, пишет о значении убитого священника, о. Павла Адельгейма. То есть встает на христианскую позицию, для которой нет эллина и иудея, нет национальности, потому что христианство наднационально, а вот те, кто прибегает к национальному делению – архаики, мракобесы и консерваторы.
И Шлосберг таким опосредованным образом утверждает, что в партии чужой крови те национальные меньшинства, евреи в первую очередь, которые имеют национальные обиды на титульную нацию, возможно даже реальные или справедливые обиды за национальное преследование или национальное унижение. Но сегодня, оказавшись за границей и выступая оппонентами режима Путина, они одновременно оппоненты русскому и русским и оппоненты уже потому, что полагают себя евреями.
Полагают, потому что Шлосберг этого не говорит, не говорит, что национальная идентичность фиктивна (он нигде не упоминает Бенедикта Андерсона и его идею о нации как воображаемом сообществе), он более близок к христианской догматике.
Но все равно он упрекает оппозиционеров-эмигрантов, что они имеют лояльность по отношению к другому государству, Украина это или Израиль, или даже и Израиль, и Украина. Но все равно лояльность, которая делает их партией чужой крови, в то время как он, Шлосберг, вне этой партии, вне национальной идентичности (хотя, конечно, это не так, потому что он куда ближе к идентичности, противоположной идентичности эмигрантов). И для него оппозиционеры-эмигранты – не враги, потому что он избегает этой фразеологии, но чужие, потому что выбрали чуждую и ошибочную идентичность.
Вот именно это прочитывают видные оппозиционеры-релоканты, читая между строк и вычитывая в «партии чужой крови» прямой упрек им как к евреям, с чуждыми русским интересам, русской лояльности, которая остается в рамках культуры, своей культуры, даже если твоей страной управляет жестокий и преступный режим, но ты говоришь с ними на одном языке, неслучайно древний синоним народа – это язык. И, следовательно, культурная общность, если она ощущается, она над всеми национальными заблуждениями и ошибками.
Шлосберг неслучайно перечисляет среди предателей именно евреев, и он ставит их в трудное положение, ибо нигде не говорит о национальности, а только о партии чужой крови. Но все его уточнения ведут к одному и тому же упреку тем, кто имеет национальную и культурную идентичность, не совпадающей с русской. И этот упрек от еврея Шлосберга никак не становится менее жалящим от того, что он тоже еврей, нигде не говорящий о русофобии, но подразумевающий ее, и с этим смириться, конечно, невозможно.
Я голосовал за Харрис и демократов и оцениваю победу Трампа и республиканцев как часть очень опасного правого поворота, консервативной контрреволюции, где Путин, Мария Ле Пен, Жордан Барделла, Орбан, правые в Германии, Австрии, Италии, теперь Трамп и другие, в том числе практически все (за ничтожным исключением) видные российские либералы-эмигранты, не стоят в одном ряду, но принадлежат одной волне с самыми мрачными перспективами. И именно поэтому я полагаю, что критическое отношение к политике демократов, возглавлявшейся Байденом последние четыре года и Харрис на выборах, способствует пониманию не только частных ошибок, но и неверных тенденций, что я попытался проанализировать в этой статье, опубликованной на Рабкор.
Впечатляющее преимущество Трампа и республиканцев на президентских выборах 5 ноября, а также на выборах в Конгресс, где республиканцы взяли Сенат и получают большинство в Палате представителей, заставляет искать причины поражения Харрис и демократов. В своей статье «Время реванша: маятник, который слишком далеко ушел влево, избиратели толкнули в обратную сторону» Иван Курилла справедливо отмечает, что демократы не смогли правильно интерпретировать феномен Трамп, полагая его победу над Хиллари Клинтон в 2016 случайностью, которая была исправлена победой Байдена в 2020. Хотя если бы не эпидемия ковида и спровоцированное ею падение экономики, Трамп мог победить Байдена и в 2020, а его победа в 2024 продемонстрировала, что это серьезный тренд, который демократы неверно интерпретировали.
Курилла полагает, что Трампу помогла слишком левая, прогрессистская политика демократов, которая отпугнула центристски настроенных демократов, а также привела к избирательным урнам целый страт ранее не голосовавших избирателей-маргиналов, полагавших, что на этих выборах нет их представителей. И только появление Трампа рекрутировало эту ранее несущественную или малосущественную часть избирателей в политику. То есть и здесь избиратели отреагировали на правый тренд, осуществляемый Трампом, который оказался куда более привлекательным, чем левая повестка демократов.
Однако, не отрицая отмеченной тенденции, имеет смысл рассмотреть и противоположный тренд – разочарование в демократах избирателей с левыми взглядами, не нашедших в президентском предложении сначала Байдена, а потом сменившей его Харрис своих ожиданий. И есть основания утверждать, что это разочарование было никак не менее массовым и сокрушительным для электоральных амбиций демократов.
Дело в том, что в политической повестке демократов и Байдена-Харрис традиционный акцент делается на ряде их вчера еще очень провокативных прогрессистских лозунгов, касающихся поддержки таких меньшинств как ЛГБТ, гей-браков, борьбы с гомофобией, а также появившуюся из-за давления Трампа на Верховный суд проблемы с запретами или ограничениями легального проведения абортов, что та же Харрис сделала чуть ли не главной темой своей предвыборной агитации. Однако новизна, радикальность и главное – действенность этой повестки сомнительна. Во многом борьба с гомофобией – это вчерашний день, борьба с ветреными мельницами, ни гей-браки, ни права ЛГБТ не оспариваются никем из влиятельных республиканцев, в том числе Трампом, и вообще не существуют как реальный раздражитель. Общественный консенсус сделал это тему уже отыгранной, а вот то, что демократы продолжат артикулировать ее как невероятно важную и современную указывает на отсутствие у демократов той повестки, которая реально волнует их рядовых сторонников и тем более потенциальных избирателей из числа колеблющихся.
В определенном смысле попытка сплотить свой электорат вокруг лозунгов с критикой гомофобии и защиты ЛГБТ – это та же система фиктивных целей, которые использует Путин или власти Грузии в попытке объяснить свою политику, не делая акцент на действительно важных проблемах и даже намеренно затушевывая их.
Если говорить о проблемах, на которые демократы, ведомые Байденом-Харрис, старательно не обращали внимания в своем предвыборном разговоре со сторонниками, есть целый ряд экономических и политических аспектов. Прежде всего, это инфляция, невероятно выросшая за четырехлетие президенства Байдена (и лишь отчасти компенсированная накануне выборов), и то, как Харрис старательно обходила эту тему, заменяя ее разговором на тему запрета абортов республиканцами, это попытка надеть маску на рану. Вместо того, что объяснять, какие именно ошибки и процессы привели к столь болезненном росту инфляции, а также, как она в своей политике будет их решать, Харрис строила свои выступления на эмоциональной критике Трампа, на все лады мусолила тему абортов, что вряд ли способствовало росту ее популярности среди избирателей. Что разительно отличалось от ее же позиции во время демократических праймериз в 2019, когда Харрис была значительно левее и именно с левых позиций атаковала Байдена.
Не менее важным стал и ряд политических проблем, в частности война на Ближнем востоке, карательная операция Израиля после теракта 7 октября 2023, продолжающаяся уже второй год, не смотря на критику действий израильского правительства как на международном уровне, так и среди избирателей-демократов.
Тренд на критику политики Израиля по отношению к палестинцам давний в демократической среде, особенно среди молодых демократов, но далеко не только молодых. И не только демократов. По данным Center for Economic and Policy Research (CEPR) 52% американцев в марте 2024 года, то есть в разгар операции Израиля против Газы, хотели бы прекращения поставок любых видов американского оружия Израилю, пока операция в Газе не будет прекращена. При этом 62% избирателей проголосовавших в 2020 году за Байдена, согласны с утверждением «США должны прекратить поставки оружия Израилю до тех пор, пока Израиль не прекратит нападения на население Газы», и только 14 процентов не согласны с этим утверждением. По более свежим июньским опросам CBS, которые комментирует издание The Intercept, за полное прекращение отправок оружия Израилю выступает 77 процентов демократов и почти 40 процентов республиканцев. Однако вместо отклика на запрос своих избирателей Харрис в последние недели перед выборами, напротив, начала заигрывать с правым электоратом Трампа, что не привело положительному результату.
Понятно, что приведенные выше цифры могут быть скорректированы новыми опросами, но сам тренд очевиден – избиратели-демократы требовали от Байдена-Харрис существенной коррекции политической линии, на что Байден отвечал сообщениями об очередной поездке его госсекретаря Блинкена на Ближний восток, который уговаривал Нетаньяху прекратить или хотя бы приостановить операцию в Газе, которая существенным образом вредила электоральным позициям демократов.
Харрис же практически игнорировала эту тему, и когда за месяц до выборов она беседовала с Даной Баш из CNN, то просто не ответила на вопрос журналистки: «Вы бы приостановили поставки некоторых американских вооружений в Израиль? Именно этого хотят от вас многие прогрессивные левые». Харрис обошла этот вопрос, заговорила о прекращении огня и, в конечном итоге, заявила, что не откажется от политики администрации Байдена по вооружению Израиля.
Однако опросы политических предпочтений американского избирателя показывают, что она таким образом игнорирует не только «левых прогрессистов»: большинство избирателей поддерживают прекращение поставок оружия в Израиль, а поддержка эмбарго на поставки оружия растет и среди республиканцев. И это не могло не сказаться на результатах голосования 5 ноября.
Почему Харрис и видные демократы не посчитали возможным откликнуться на запрос большинства своих избирателей? Потому что руководство демократической партии имеет двойную лояльность: конечно, оно зависит от мнения рядовых избирателей во время выборов, но не менее зависит от богатых спонсоров, которые помогли Харрис собрать рекордную сумму, превышающую миллиард долларов, что вроде как должно было обеспечить победу, но не обеспечило ее. Потому что крупные спонсоры отвергали политику бОльшего давления на Израиль, сетуя на то, что критика Израиля неизбежно оборачивается ростом антисемитизма. Но, как показывают последние выборы, почти вдвое большая сумма от спонсоров, полученных Харрис, не обеспечили ей победу в ситуации, когда рядовые избиратели требовали от демократов совсем других решений и другой политики.
Вообще ситуация, когда руководство демократической партии не откликается на требования своих сторонников, а выбирает линию, более соответствующую интересам крупных доноров и руководителей партии, не нова.
На тех же выборах 2016 года, за номинацию от демократической партии спорили Хиллари Клинтон и Берни Сандерс, и хотя по многочисленным опросам более левый Сандерс имел более внушительные цифры преимуществ над Трампом, Национальный комитет демократов со скандалом, ставшим достоянием общественности после известной публикации Wikileaks, продавил выдвижение Клинтон, что стало одной из причин первой победы Трампа.
В любом случае, анализируя причины того, что голосовать за Харрис пришло на 12 миллионов меньше, чем голосовало за Байдена в 2020, не увидеть разочарования в политике демократов его более левоориентированных сторонников невозможно. И это не только молодые демократы, но избиратели из латиноамериканских стран, которые, за исключением эмигрантов из Кубы и Венесуэлы, в основном левоориентированные и их решительно не устроила недостаточно социально-направленная политика демократов и молчание о планах здесь от Харрис. Это же стало и причиной разочарования традиционно демократического чернокожего избирателя, которого не вдохновил тот факт, что кандидат от их партии тоже чернокожая Харрис, и проголосовали за нее намного менее массово, чем раньше, ибо не нашли в ее лице защитника своих социальных и политических интересов.
Поэтому тезис Куриллы о том, что слишком прогрессистская политика демократов привела к отказу от поддержки Харрис более центристски настроенных избирателей, стоит подкорректировать, что прогрессистская политика демократов во многом витринная, декларативная, имеющая отношение к лозунгам, актуальным вчера, если не позавчера. Ими руководство демократов пыталось закамуфлировать тот очевидный факт, что на запросы, действительно массовые для своей партии и куда более левые не только в политике, но и в экономике, ни Байден за свое четырехлетие, ни Харрис — не откликнулись. В том числе потому, что прогрессистские лозунги – бесплатны, их можно с пафосом повторять, но платить за них реальными деньгами не нужно. И следовательно можно не принимать решения, способные огорчить и оттолкнуть от партии крупных спонсоров, которым тоже витринный прогрессизм более импонирует, чем реальный.
Понятно, что по сравнению с республиканцами позиция демократической партии остается более левой и социально направленной, но недостаточно левой, чтобы в условиях инфляции и наступления правых не разочаровать своих постоянных избирателей, не говоря уже о привлечении новых.
Погромы отвратительны. Как еврейские, вчера в Амстердаме. Так и мусульманские, устраиваемые армией и поселенцами Израиля на Западном берегу и в Газе после 7 октября в режиме нон-стоп не часы, недели или месяцы, а десятилетия. Но отвратительны и те взволнованные голоса российских евреев, что возвышают сегодня тон протеста против случившегося в Амстердаме, но молчат и делают вид, что ничего не происходит, когда тысячами убивают арабов на их собственной земле.
И насколько это отвратительно становится понятным, если вы забудете о национальности. На мгновение. Нет, никакого пятого пункта, нет возможности разглядеть что-то вроде пейсов или другого отличия, тем более что физиономически евреи и арабы очень часто не отличимы. Просто люди. И когда одних людей гоняют погромщики – это повод бить тревогу на весь белый свет, а когда убивают тысячами других – ничего. Потому что евреи для них – люди, а те другие – так, функция неудобства, что не хотят исчезнуть, аннигилироваться, превратится в дым. Это и есть гримаса самого отвратительного и архаического национализма, лишающего человеческого тех, кого лишили всего, в том числе родины и земли. Отвратительно.
Казалось бы, странное сопоставление. Наиболее известные критики ФБК, поддержавшие Каца, на следующий же день после победы Трампа оказались его радостными сторонниками. Начнем с тех, кто нет. Аббас Галлямов, рационально и уважительно говоривший о ФБК, назвал Трампа таким же диктатором, как Путин, уточнив, что Трамп как и Путин врет как дышит. Владимир Милов предположил, что Трамп снимет с Путина санкции и заставит Украину согласиться на выгодное для Путина замораживание войны на его, Путина, условиях. И вообще — демократия для них — помеха, как лужи на лыжне. Или ком в горле.
Зато все те, кто в разной манере, горячечной как Ходорковский, или размеренной и раздумчивой как Пастухов, корили ФБК вслед за Кацем, вдруг обнаружились среди критиков демократов и выражающих надежду на восход солнца Трампа практически в одинаковых выражениях: лучше определенность Трампа чем неопределённость Байдена-Харрис по формуле: лучше ужасный конец, чем ужаса без конца.
Вот как: пока демократы были у власти, о том, что их власть ужас-ужас никто не говорил, а теперь: ужас без конца. Плюс к тому Трамп для того же Ходорковского, это еще и свобода слова, которую, как теперь выясняется, демократы ущемляли. Вот только мы ни от Ходорковского, ни от Пастухова об этом почему-то не слышали. И правда, что они дураки, чтобы плевать против ветра? Это теперь, когда демократы — вчерашний день, на них можно вешать всех собак и расписываться в надежде на новую зарю власти Трампа и республиканцев. Выгодно и удобно, вагон первого класса.
В этой же лодке Алексашенко и Каспаров, глухая критика, позволявшая подозревать, что романс влюблённых с демократами у них не сложилось, пожалуй, порой проступала и раньше, но у того же Каспарова с его ура-украинским патриотизмом, вдруг все как рукой сняло. Трамп, который обещал помирить Украину и Россию за первые 24 часа, мало того, что не помирил, Алексашенко в таких случаях повторяет дурацкую присказку: обещать — не значит жениться. То есть Трамп просто вешал лапшу на уши для доверчивых болванов, он ведь фигурально, правильно, 24 часа в смысле скоро, после дождичка в четверг, когда рак свиснет, а вместо этого уже хочет отложить вступление Украины в НАТО на 20 лет, что украинофила Каспарова ничуть не смущает.
Зато демократы, как сказал тот же Пастухов, специально на полгода прервали поставки вооружения, хотя это именно Трамп через своего спикера Джонсона именно полгода наотрез отказывался ставить вопрос утверждения помощи Украине на голосование. Но кого теперь интересуют эти подробности, если демократы — прошлогодний снег, а Трамп он вот он, озорной, горячий, и не дружить с ним, себя и свое будущее не уважать.
Вообще любить силу и победителей и презирать проигравших вчерашних кумиров — это так по-человечески, так по-советски, все статусные либералы так всю жизнь и поступали, были на стороне силы, где бы она ни была, если только не появлялся шанс занять ее место, сразу пройдя в дамки, когда эта сила вдруг обнаруживала слабость. Нет, я готов предположить, что у наших постсоветских либералов действительно накопились претензии к власти демократического бомонда, вот только красивее эти претензии выражать в лицо, пока они сильны и опасны, и могут ответить, а не когда плюете вслед упавшему неподвижному телу. Но уж не о смелости или принципиальности я тут обмолвился, не стоит ожидать от черного кобеля белых прядей в челке, такие вещи, как и репутация, не отмываются.
Я уже не говорю о вдруг появившихся республиканских фанах, как ведущий радио Свобода Сергей Медведев. Он тоже выждал ровно ночь после победы Трампа, чтобы заявить, что давно не сомневался в его победе. Особенно после того, как поездил по ржавому поясу и не услышал густые голоса реднеков, которые на дух не переносят не только самих демократов, ни и сами их города, типа, Нью-Йорка или Сан-Франсиско, рассадники либерализма, ни дна им, ни покрышки. И у них каждое второе слово Иисус, что, наверное, главное доказательство их правоты. А то, что именно они избрали политика, многократно уличенного – давайте сменю тон на бумажный — во лжи, махинациях, манипулировании общественным мнением, организации путча и разжигании ненависти, за что был осужден уголовно и сел бы как миленький, если бы заранее, с помощью тех же манипуляций, не получил большинство в Верховном суде, выдавшего ему позорный иммунитет. Но это слова из коммюнике для проигравшего выборы политика, а для выигравшего, все как с гуся вода, пей не хочу.
Теперь о том, как это все связано: ожесточенная критика ФБК Навального, посмевших в свою очередь критиковать святые 90-е и называть друга Ходорковского заказчиком уголовных нападений на сотрудников того же ФБК и жен критиков Ходора, и их сегодняшние славословия в сторону Трампа и плевки в спину демократов? Они правые, наши либералы, они всегда были правыми, почти такими же как Путин или как Трамп, обещающий снижать налоги на богатых и уменьшать социальную помощь неимущим. Они такие же, они всегда были на стороне бенефициаров перестройки, приватизации и залоговых аукционов и презирали неудачников-нищебродов, не сумевших разбогатеть, когда все было вчера общенародным, а потом просто валялось в пыли на мостовой — не взять, всю жизнь корить себя за щепетильность.
У них самое ругательное выражение — левый, левацкий, даром что вся Европа, построившая социальное государство в большинстве европейских стран, осуществляла именно левые идеи, и не присваивала природные богатства как в России, а разделяла их среди обыкновенных граждан как в Норвегии. Зато и никаких олигархов там нет, и не надо интерпретировать приход интуитивного диктатора Трампа как розовый восход новой жизни. Что не оправдывает ошибки демократов и державшегося за власть до последнего Байдена, но он хоть пытался строить общество не для избранных, потому его и проводили как русские зиму не блинами и сметаной, а тычками и упреками.
Потому и нам навязывается нехитрая мысль — быть в одной связке с богатыми и победителями и есть — добро и благо, а с бедными и почти честными — себе дороже. Поделом.
Трамп победил в Америке по той же причине, по которой эта же тенденция проявила себя в России, Турции, Венгрии, проявляет себя во Франции, Германии, Австрии и далее везде. Грубо говоря, деревня, которую теснит город, порой дает бой и выступает такой антипрогрессистской силой. Контркультурной и контрреволюционной. Естественно, она такой себя не опознает, а говорит о традиционных ценностях, традициях предков, противостоящих чужакам, не помнящим родства. И в этом смысле у консервативной деревни точно такие же права, как и у быстро меняющегося города, деревня ничем не хуже, она просто – другая.
Одним из признаков этого столкновения – уровень образования. В американских выборах, на которых любят считать все, что можно сосчитать, построен график, как уровень образования проявляет демократические тенденции и ухудшение образования – консервативные, в американском случае – республиканские. То есть среди нобелевских лауреатов, а их коллективное письмо было одним из факторов политической борьбы – практически нет консерваторов. У докторов и известных ученых – почти нет. У закончивших университет или колледж преобладают демократы, а вот среди не получивших высшего образования – последователей республиканцев сразу становится больше. Потому что образование – это часть городской культуры, как частью уже средневековой культуры был университет, носитель прогрессистского мировоззрения.
Но люди так устроены, что считают себя правыми вне уровня образования, они же обо всем судят с той высоты, на которой находятся, и все что выше считают либо малозначимым, либо вообще выдуманным.
Кстати, хотя противница Трампа – Камала Харрис была выпускницей университета Говарда (это такой черный Гарвард) мы видели, что ей не хватает именно что образования, интеллекта, чтобы убедительно отвечать на вопросы, формулировать свою позицию. В том числе потому, что в политику традиционно рекрутируют не самых интеллектуально продвинутых, потому что политик не должен слишком отличаться, он должен напоминать избирателю себя, и это общая тенденция, модуляция деревней городских фанаберий, городской исключительности. Потому что в политике главный прием – рифма и эхо.
Теперь о том, почему политическая борьба в последние годы, все так же между слишком ушедшим вперед городом и отставшей деревней, носила такой яростный характер. Потому что, побеждая, город рекрутировал, прежде всего, в политику все более и более неофитов, слишком резких, слишком нетерпеливых, если вспомнить название одного русского романа. Которые не только побеждали, но и не сдерживали при этом унизительной для побежденных пафос победителей и не забывали их ставить на место. Это особенно заметно на том уровне, где у побежденных или теснимых носителей традиционной консервативной культуры проходила граница по живому.
Как это выглядело? Прогрессистская культура последовательно снимала границу между нациями, объявляя их устаревшими и между культурами в своей черед. То есть то, что представляло для консерватора-традиционалиста предмет архаической гордости – кровь и почву, прогрессисты презрительно объявляли вчерашним днем, а тех, кто держался за эти ценности – архаиками, отставшими от жизни, деревенскими дурнями. Мало того, тех, кто продолжал стеснительно или агрессивно отстаивать ценности нации и традиций, объявляли расистами, которым следует стыдиться своих взглядов как несовременных, позорных и дискредитирующих.
Но люди так устроены, что они, как и в случае с уровнем образования, просто не различают всего, что выше их уровня. Так и здесь, они не могут согласиться с тем, что ценности, которые отстаивали в их семье, в их кругу, их друзьями и теми, кого они уважают — ничтожные, отсталые и постыдные. А тот тренд политкорректного напора, который очень часто обнаруживал внеисторический характер. Как будто те, кто жил, пока и рабство, и расовое неравенство не было маркировано цветом осуждения, уже осуждено, и можно и нужно ценности сегодняшнего дня распространять на день вчерашний. И таким образом у дискурса политкорректности, отрицания и нивелирования разницы между нациями и культурами появлялся раздражающий упрекающий тренд, противостоять которому носители традиционализма просто не могли.
Трамп – фрик, интуитивный диктатор, выпадающий из ряда вежливой и политкорректной политической традиции, более того, он если не разрушил, это проблематично, то нанес сокрушительный удар по политическим традициям американской культуры. Но именно потому, что он привык к критике за свою необузданность и хулиганство, он стал во многом интуитивно защитником порицаемых прогрессисткой культурой традиционных ценностей, и стал знаменем бунта малообразованной деревенской глубинки, слишком уж третируемой городским высокомерием выскочек-прогрессистов.
С точки зрения политических интересов – это поражение всех тех сил, которые отстаивали демократические ценности, и напротив, праздник на улице всех традиционалистов, консерваторов, празднуют (хотя и продолжат опасаться непредсказуемости Трампа) в России, Венгрии, Грузии, во всех тех культурах, где контрреволюционная, антипрогрессистская идея уже нашла воплощение в политической воле деревни, сопротивляющейся городу, празднует Нетаньяху, обмениваются понимающими комментариями в Кремле, горестно качают головой в Киеве. Путин получил подарок на 4 года передышки, его режиму, пожалуй, можно ослабить дырочки на ремне, его режиму вряд ли что-то сегодня угрожает.
Но в виде мало что значимого успокоения можно отметить, что консервативная контрреволюция не в состоянии отменить общий тренд, разве что замедлить его на время. Трамп и будет символом этого замедления. Ужасного для одних, спасительного для других, не обладающих возможностью посмотреть на цивилизационные тренды сверху и увидеть, что это просто график, чертеж, план, можно помедлить в какой-то точке, появляется пятно, клякса, но общей идеи это не отменяет. Успокаивает ли это? Отчасти.
То, в чем участвуют многие из знаковых либералов по отношению к ФБК, в том числе уверявших в уважении и дружбе с Навальным, это — охотничий гон, травля, попытка добить соперника, раз выдалась такая удача. Их не устроили объяснения отношений и понимания сути проблемы с банкирами Пробизнесбанка, предложенные ФБК, потому что им нужны не объяснения, а покаяние, публичное унижение, стояние на коленях, признание, что они такие же конформисты, как и все либералы, служившие Ельцину и Путину. Или просто пользовавшиеся возможностью быть при любой власти на коне и лишь вдобавок к конформизму чуть кривить губы в презрительной усмешке.
Они почувствовали, что пришел их час, возможность выводить на чистую воду тех, кто унижал их просто своим существованием и позицией неприятия конформизма, кто не просто разоблачал коррупционные схемы путинских чиновников, но, вслед за Навальным, обозначил 90-е с их триумфом, возможностью за половинчатость позиции получать дивиденды от власти и считаться попутно критиками режима. Очень удобная, можно сказать, каноническая позиция, использованная и советской либеральной интеллигенцией, и их преемниками на стезе конформизма.
Но самое главное было не в половинчатости, не в прислуживании власти, а в том, что именно они – либералы-интеллектуалы, выходцы из первых вроде как тогда еще кооперативных СМИ и других новообразований эпохи стали теми, кто разрабатывал язык власти, приемы ее обольщения, объяснения обществу важной функции власти как стороны в фиктивной борьбе с красно-коричневым реваншем, что было ширмой, за которой при их помощи и участии пилились гири якобы никому не принадлежащей собственности. Вчера еще как бы общенародной, а сегодня просто лежащей в пыли, бери – не хочу.
Потому что без участия экспертов-либералов, без их интеллектуальной работы власть бы оставалась голой и немой, безъязыкой, беспомощной и слабой, а они превратили ее в то, чем она является сегодня, хотя была почти такой же и вчера.
В чем разница между ФБК Навального и сегодня упрекающим хором статусных либералов? В том, что ФБК, в отличие от них, обладает политической субъектностью. Что команда Навального была уже протопартией, со штабами почти во всех регионах, структурой функционеров и волонтеров, она бы стала партией, но вовремя спохватившаяся власть не позволила ей это.
Однако в структуре штабов была не только организация, сохранившая до сих пор дух этой политической субъектности, но и принципиально иная политическая позиция – не услужения власти с двусмысленной усмешкой на устах, а политического оппонирования, оппозиция по принципиальным проблемам собственности и власти. Это Навальный объявил 90-е с их триумфом половинчатой позиции статусных и прочих либералов – фундаментом всего, что случилось с Россией на переходе от перестройки к авторитарной власти, монополии собственности, приобретенной нечестно и почти всегда тайно, и последующей трансформацией в диктатуру. Потому что этого требовала все та же сомнительная процедура обогащения, которую не хватало сил сделать легальной и общепризнанной. И чтобы сберечь ее вместе с властными прерогативами, из нее вытекающими, понадобилось сначала вытащить из колоды Путина как охранника состояний, а потом просто следить за тем, как все это превратилось в неизбежную диктатуру.
Та травля ФБК, которая вроде как вытекает из их сотрудничества с банкирами с сомнительными как почти вся эпоха состояниями, это просто удобный способ вцепиться в мягкую холку и давить, душить, требовать покаяния и унижения, чтобы стереть, нивелировать разницу между политическим конформизмом и необходимостью получать пожертвования на свои расследования, имеющие совсем другой статус и смысл – политического оппонирования постперестроечной истории конформизма и предательства. Предательства, потому что сущность и даже миссия интеллектуалов особенно в переломную эпоху, — это не статьи или лекции, не рецензии или выставки, а создание убедительной для общества модели существования его в эпоху становления и движения от спущенной сверху и ненароком свободы к реальной независимости общества, университетов, СМИ, институтов. И то, что в конкуренции с властью, имевшей прямо противоположные цели усмирения общества, победил путинский план великодержавной диктатуры на куриных ножках, — это и есть главное поражение и предательство либералов-интеллектуалов. Они выбрали услужение вместо отстаивания независимости, создания этой интеллектуальной независимости, и сегодня не могут простить, что ФБК стал силой и символом, вечным упреком их половинчатости и конформизма, что простить невозможно. И раз выдался момент сравнять с землей полюс, своим существованием доказывающий их концептуальную и психологическую слабость когорты слуг, то надо кричать: ату, ату их, они не лучше нас, пусть смирятся, пусть согласятся, что такие же подлые как мы. Не такие, и никогда такими не были, при Навальном и без него. Но стерпеть это невмоготу.
