Граница на замке

Преувеличенная болезненность при пальпации границы, как девственной плевы, характерная черта русской культуры. Ситуация в Керченском проливе, которая была с брутальным сладострастием использована Путиным, далеко не первый и не последний случай.
Каждый раз, когда России в разном ее обличии удавалось завлечь в свои сонные сети нарушителя святого своего девичества, власть добивалась максимального понимания подведомственного населения. Когда при Хрущеве был сбит Пауэрс на У-2, когда при Андропове сбили корейский пассажирский самолёт, сдуру залетевший в пространство безумных пошехонцев в снегах, когда Саакашвили попытался приструнить зарвавшихся сепаратистов в день открытия Олимпиады в Пекине, да и при множестве других, более мелких случаях единение народа и партии достигает оргазма. Никакие доводы и рациональные соображения здесь не работают, точнее именно рациональным становится духоподъемность и сексуальная близость Кремля и окрестного мира.
Более того, великий и вонючий СССР рухнул, когда Матиас Руст перелетел на своём ковре самолете все границы, удостоверив опытным путём, что в совке девственна только шерсть на груди генсека, — и колосс на глиняных ногах рухнул к ногам юного немца.
И понятно почему. Русский патриотизм — географический по преимуществу. Только территория в русском менталитете — защита, как слой жира на холоде. Русь, зная о том, что шпион и враг приходят с холода, ощущает территориальную дородность, дебелость, ненужный и нездоровый жир, как надувную спасательную лодку. Или жилет. Да и чувствительность у жировой ткани ниже, чем у тела, до которого три дня, три ночи скакать-скакать — не доскачешь.
Поэтому граница — это пунктик, здесь нашего не тронь, у него мозги набекрень от охраны своего воображаемого девства, на которое с поднятыми штыками желающих, как в публичном доме на Пресне после получки.
Причем, характерно и понятно, что святость границ работает только в одну сторону. Как предохранитель. Это у нас любое пересечение, будто полк солдат в жопу без мыла лезет, а вот у чужих — ничего святого между ног. Туда сюда обратно.
Поэтому Путин две ночи не спал, как принцесса на горошине, когда узнал, что два украинских катерка с баркасом при попутном ветре могут заглянуть в наше корыто дырявое, в нашу гавань без флагов. Сам готов был лоцманом небесным работать, только бы дотащить их до границы нашей святой, вульвы нашей ненаглядной. И так вертелся, и эдак, раздавая авансы, а когда они постояв, подумав: а стоит ли мылиться, если с этой дурной бабой все равно мыться не будешь, да и потекли восвояси. Тут Вова чуть с катушек не слетел: трУсы подлые, девушка в кустах лежит нагой, другой бы изнасиловал, а подлый укр потек домой.
Вот тогда и отдал он приказ: догнать и судить за групповое изнасилование, как если бы оно было в извращённой форме по пушкинской формуле: любил тебя и спереди, и сзади.
Так что здесь мировому сообществу просто нечего предложить взамен: от такого счастья, что кто-то в мыслях своих границу нашу порушил, как деву святую, сонную и придурошную, ничего нельзя предложить. Никакие угрозы: ни отказ Трампа от встречи в знойной Аргентине (а все равно встретится, у него здесь мёдом намазано), ни санкции-шманкции, да хоть СВИФТ отключай. От такой удачи, что в наши заросли непролазные, нестриженые, в нашу границу кто-то всунул свой сопливый нос, понюхал и со словами: подмылась ли ты на ночь, Дездемона, уплыл — откуда приплыл. Не-а, не уплывешь, мы тебя догоним и как потенциального насильника выебем за здорово живешь, чтобы ты о святом нашем и не помышлял. А взамен любовь народная, сладкая, как мёд под языком твоим. Географическая мания. Клитор как маяк. Маня наша, с географическим языком.