Израиль и Посторонний

Атака Израиля на Иран более всего напоминает роман Камю «Посторонний», где героя судят не за конкретные преступления, а за плохое отношение к матери. Здесь тоже в качестве преступления рассматривается спич ненависти, ставший одной из идеологем фундаменталистского Ирана. В самой ненависти, а тем более, когда она становится во главе идеологии, — нет ничего хорошего. Как и в фундаментализме, где разница между Израилем и Ираном колористическая. Ирану, находящемуся в окружении суннитских арабских стран, очень сложно вызывать у них симпатию, и он выбрал в качестве пароля хейтерство Израиля, надеясь, что таким образом сотрет различие между своей шерстью и суннитским подшерстком окружающих.

Понятно, что Израиль, напавший на Иран во время вполне живых переговоров последнего с Трампом об отказе от ядерного оружия, ведет себя с позиции силы, он хочет успеть уничтожить вооруженные силы Ирана, пока тот не заключил мир с Америкой. Дабы продлить войну, которой глава Израиля питается как мертвой и живой водой, вместе с войной продлевающей его мандат на власть. Даже Путин на фоне Нетаньяху кажется Чемберленом в плавках.

Если попытаться определить Израиль при Нетаньяху, то самым простым будет констатация, что Израиль – не христианская страна. Не в прямом (это и так понятно), а в переносном смысле – немилосердная, всех делящих на своих и чужих, на эллинов, которых не жалко, и иудеев. Но политика с позиции силы плоха в том числе тем, что лучше запоминается, и не прощается не столько людьми, хотя людьми тоже, но историей, которая любит этот подъем с переворотом, когда вчера сильный и надменный оказывается слабым и униженным.

Не вся политика с позиции преобладающей силы наказывается у нас на глазах, порой она приходит через несколько поколений, когда ее не ждут, все забыли предысторию, никто не помнит, что так разозлило Японию перед Перл-Харбором, но история – это качели. История, инерционная в принципе, стремится к равновесию, которого не может обеспечить ежемоментно, но стремиться, чтобы скамейка, вдруг возвысившаяся, оказалась внизу, в пыли на мостовой, рядом с мусором у рассыпавшейся урны. И тогда поздно спрашивать, по ком звонит колокол и читать романы и выписки из книг.