Месть как дело
Немецкий фильм «Дело Коллини» довольно скучноват, затянут, старомоден, малоизобретателен. В нем, кажется, вообще нет никаких чисто кинематографических достоинств, а мучений доставить зрителю он может сполна. Чего только стоит образ одного из главных героев, самого Коллини, которого играет даже в старости импозантный Франко Неро. Но играет не очередного неотразимого любовника, не обаятельного и непреклонного прокурора республики из фильма «Признание комиссара полиции прокурору республики» (то есть именно ему), или ковбоя из спагетти- вестерна, а механика (чуть было не написал механика Гаврилова), молчащего большую часть фильма, хотя играет он убийцу.
То, как молчит Франко Неро, ужасно похожий на состарившегося Шварценеггера из последней ленты про терминатора, напоминает анекдот про Чапаева, которого пытают белые, стараясь вызнать, какой его казнью лучше покарать. Но Чапаев молчит смешно, а Франко Неро трагично и пафосно.
И хотя концовка фильма все ставит на свои места, трудно сказать, что фильм становится от этого намного лучше. Нет, но он неожиданно становится нам ближе. Потому что он о том, о чем спорят и сомневаются либералы, не умея пока договориться: кто именно несёт ответственность за те вольные или невольные преступления, совершавшиеся и совершаемые разными представителями режима здесь и сейчас.
Потому что дело Коллини — это очень неожиданная, но при этом точная рифма к летним московским протестам, когда буквально из толпы выдергивали пятого-десятого, на выходе из метро принимали в объятия чёрные космонавты, давали ложные показания, а потом судили и судят. И, как многим кажется, никто и никогда за это и многое другое не понесёт никакого наказания, как никогда в нашей стране никто не несёт отвественности за содеянное. Потому что всегда возникают, как черт из табакерки, добровольные защитники из нашей же среды, которые требуют не устраивать охоту на ведьм, принять во внимание, что тот-то и тот-то пусть и действовали сомнительным образом, но зато скольким помогли, что теперь все их добрые дела перечеркнуть? Будем мудрее, ненависть иссушает, давайте строить новую жизнь не на песке поиска виноватых, а на облаках наших надежд. Над небом голубым.
Фильм как раз об этом. О хорошем, добром и заслуженном человеке, которому какой-то мрачный идиот, мало похожий на механика (извини, Франко Неро, не верю) зачем-то три раза стреляет в лицо, бормоча какие-то слова о храбрости, а потом каблуком ломает кости носа.
Все уже догадались, конечно, что убитый, добрый и хороший человек с биографией доктора Лизы, в молодости был эссесовцем, и однажды партизаны бросили бомбу в итальянское кафе, убив двух немецких солдат. Так как молодой и по-немецки стильный эссесовец справедливо полагает, что партизанам помогает местное население, то он, дабы дать жару, приказывает расстрелять по десять мирных жителей за каждого своего, выбрав их практически случайно, как космонавты людей из толпы. Дабы не повадно было.
Понятно, что одним из расстрелянных был отец героя, и вот спустя 57 лет (57 лет, Карл, как говорят у нас остряки) он приезжает в гости к постаревшему эссесовцу, успевшему уже наделать кучу добрых дел, усыновить турецкого мальчика, ставшего адвокатом дьявола. Приезжает в гости, а затем стреляет ему в лицо и ломает нос.
Нет, сюжет строится не вокруг оправдания убийцы, который в конце концов заговорил (лучше бы молчал). Но только после того, как прокурор, выслушавший прочувственно рассказ про расстрел отца Коллини, говорит, что надо было в суд (в суд, в сад — никого это вам не напоминает?) в суд обращаться, а не самоуправство вершить.
Но сюжет продолжает наматывать круги, как уставший и потный велосипедист на осточертевшем ему ещё в прошлой жизни корте, и тут выясняется, что в суд в 1968 будущий убийца с сестрой подавали, но у них даже не взяли это дело, сославшись на только что принятый закон (нам стоит его ожидать), что ответственность за преступления несут только исполнители. Нажал курок — отвечай, а все остальные — за давностью лет — уже неподсудны.
Но 1968 год, как момент отклонения иска, конечно, не случаен. Это не только год студенческих волнений в Париже, но и год образования в Германии «Фракции Красной армии», одной из наиболее кровавых левых групп в истории. Для советского человека это все прошло стороной, как летний дождь в деревне Мытищи, но для западных европейцев и, прежде всего, немцев это было очень громкая нота.
Одно из первых послевоенных поколений, открывая для себя страницы недавней истории, было, скажем так, разочаровано. Разочаровано тем, что тысячи бывших нацистских преступников после символических подчас наказанный быстро делали карьеру в тех же, что и раньше, министерствах. Что, продолжая как бы каяться, многие создавали завесу цветного лицемерия, на котором, по мнению юных максималистов, послевоенный режим и строился. Да и поддержка Германией войны во Вьетнаме не добавляла оптимизма.
Нам, пошехонцам, обычно хочется поставить в вопросе покаяния немцев на пьедестал, вот, мол, у нас такого никогда не будет. И действительно, не будет. Но вот перед нами внутренний, немецкий взгляд на вещи. Молчаливый Коллини — он как бы что-то среднее между Баадером, Майнхоф и суровым осетином Калоевым в исполнении Дмитрия Нагиева. Не смогли осудить, тогда я сам поднимусь с дивана. Мне отмщение, и аз воздам. Когда молчит суд, говорят самозанятые (или как там про музы и пушки?)
Месть и ненависть, может, и иссушают душу, спору нет, но фильм с Франко Неро о том, что пространство не терпит пустоты. Не заполнишь ее строкой закона и справедливым воздаянием, заполнится чем-то ещё. Ну, типа вступил в грязь, поднял ногу, и вода постепенно заполняет выемку от следа ботинка. Потому что история — та же вода. Тоже зеркало, и тоже мутное. Но отдача бывает не только при стрельбе, при молчании ягнят тоже.
Персональный сайт Михаила Берга | Dr. Berg
© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены | web-дизайн KaisaGrom 2024