Не Гитлер (и жертвы сравнения)

Путина и его режим рутинно сравнивают с Гитлером и нацистской Германией. Более того, когда пытаются объяснить распространение на российских граждан идей коллективной ответственности, то постоянно вспоминают об ответственности немцев за Гитлера в рамках тотальной войны по уничтожению нацистского государства.

Но сравнение Путина с Гитлером более, чем неточное. Дело даже не в том, что у Путина в анамнезе нет антисемитизма, нет расовой теории о неполноценности одних и превосходстве других (прежде всего – немецкой) наций. На самом деле нет и идей мирового господства, разве что в пропагандистском и периферийном угаре наиболее невменяемых пропагандистов, пытающихся выслужиться за счет своей неумеренной преданности. И даже попытки втиснуть Путина и его войну против Украины в рамки раннего, начинающего Гитлера, который, если его не остановить, неминуемо повторит траекторию Третьего Рейха, более чем неубедительны. И не только потому что этот псевдо-Гитлер уже третий год не может не то, что всю Европу захватить, Чехословакию пока не удается победить, более того Чехословакия уже, кажется, перешла в контрнаступление, захватила часть Саксонии и угрожает Дрездену.

Куда ближе Путин и его режим похож на другие империи, всегда болезненно воспринимавшие развал своих агломераций и практически всегда пытавшиеся противостоять этому развалу военным путем. Как это было при развале французской или британской империй (еще раньше испанской, в том числе в борьбе против независимости Голландии), скажем, в попытках подавить антиколониальные восстания в том же Алжире или Индии. Эти антиколониальные войны были куда более кровавыми (в том же Алжире погибло как минимум миллион, а по максимуму 3 миллионов человек), столько же погибло во время другого антиколониального восстания во Вьетнаме, которое пыталась подавить сначала Франция, а потом США.

Да, даже при ведении антиколониальных войн и Франция, и Британия, и США оставались куда боле демократическими государствами (хотя и избранно и не для всех демократическими), но это больше имеет отношение к культурным, общественным и социальным традициям, в случае России находящимся под давлением государствоцентричной культуры.

Но характерно, что тот же А. Баунов со своим исследованием «Конец режима» подбирает для России сравнение с Испанией, Португалией и Грецией, а не с фашистской Италией или тем более нацисткой Германией. Потому что и Путин построил автократию с постоянно усиливавшейся личной властью, пока она не превратилась в диктаторскую. Но внешняя политика была во многом продолжением внутренней, то есть и война в Украине стала этапом защиты своих (и своего правящего слоя) властных прерогатив. Более того, даже антизападный пафос был вызван именно опасениями, что западные влияния (в том числе инструменты финансовой инспекции, тем более конкурентные выборы) помогут обществу избавиться от его диктатуры и отнять как властные полномочия, так и приобретенные не конвенциональным, скажем так, путем состояния.

Понятно, почему украинские пропагандисты и российские оппозиционеры-эмигранты продвигают сравнение Путина с Гитлером и его режима с нацистским. Эта метафора помогает объяснить их ожесточение и требование тотального уничтожения путинского государства. Скажем, на протесты против распространения на российских граждан юридически ничтожной идеи коллективной вины, следуют всегда одинаковые возражения: а вы представляете себе, чтобы Томас Манн в 1944 протестовал против уничтожения солдат Рейха и бомбардировок Германии?

А вот если путинское государство интерпретируется как диктаторское, жестокое, репрессивное и агрессивное, но понимается в рамках антиколониальных войн других империй, то все эти тоталитарные обобщения становятся неточными, неправильными и вводящими в заблуждение.

Можно, конечно, задаться вопросом, а почему не преувеличивать, почему не рассматривать Путина как Гитлера в зародыше, который после Украины обязательно пойдет войной на другие бывшие советские республики в рамках идеи реставрации СССР? Да потому что у Путина изначально не было ни таких сил, ни такого замысла, его реваншистская политика во многом носит защитный характер, как вообще защитный характер носит так называемый русский мессианизм, который исходит из комплекса неполноценности в тщетных попытках конвертировать его в комплекс превосходства. Но при этом ничего не может противопоставить развитым намного больше так называемым цивилизованным странам, кроме более чем сомнительной апелляции к духовности. Нацистская Германия при Гитлере достигала потолка технологического развития, расовые и человеконенавистнические теории сочетались с впечатляющим развитием экономики, приведшим к головокружениям от успехов и войны против всего цивилизованного мира, но и успехи были очевидны.

Ничего подобного у Путина нет, кроме попыток конвертировать в реальную силу оставшееся от Советского Союза ядерное оружие, но при всей агрессивности и жестокости – это довольно слабый ход в условиях реального ядерного равновесия. И попытки подчас симулировать самоубийственное сумасшествие вряд ли приближают путинскую России к нацисткой Германии.

Украинцы и российские оппозиционеры-эмигранты держатся за эту некорректную объяснительную модель, ибо она оправдывает их (я, прежде всего, о российской оппозиции) невнятное поведение при путинском режиме, нивелирует собственные ошибки и наделяет героической интерпретацией то, что очень далеко от героики. Но неверные объяснительные модели плохи тем, что рано или поздно показывают расхождение с реальностью, в реальном же историческом времени препятствуют пониманию того, с чем приходится бороться. В минусе оказывается понимание механизмов трансформации режима и аккумуляции им способов поддержки общества внутри страны. Потому что, даже осознавая репрессивный характер режима Путина, доминирующее большинство, которому никакие войны, конечно, не нужны (разве что для повышения самооценки), не видит ничего общего между путинской диктатурой и нацистским Рейхом. И поддерживает Путина, так как ему удалось убедить их в правомочности своего протеста против развала советской империи и борьбу за ее хотя бы частичное восстановление, как во многом справедливую в ситуации реального доминирования Запада.

Путин все время повторяет, что он не хочет ничего больше того, что мировое сообщество позволяет США, которые многократно пытались подавить антиколониальные восстания, как это было во Вьетнаме, много раз в Латинской Америке, совсем недавно в Афганистане и Ираке. И терпели поражения, так как исторически антиколониальное восстание находится на восходящем цивилизационном тренде, а попытки сдержать распад империй – на нисходящем.

Но посмотрите, как относилось американское общество к войнам Америки против колоний? Осуждая правительство, антивоенное движение во время той же вьетнамской войны требовало прекращения агрессии, помогало американским дезертирам, но никогда не распространяло ненависть на американских солдат, участвовавших в этой и других несправедливых войнах. В Америке по этому поводу давно сложившийся консенсус: солдаты выполняют своей долг даже тогда, когда их страна ведет неправедную войну. Они все с течением времени превращаются в почитаемых обществом ветеранов, а несмотря на огромный список военных преступлений, совершенных американской армией во Вьетнаме, до суда дошли всего несколько дел, слишком уж вопиющих.

Но при всей разнице между Америкой и Россией (а Америка все-таки один из признанных родоначальников демократии и самая развитая в технологическом отношении держава, способствующая технологическому развитию всего мира), у России, кроме ничем не подкрепленных идей духовного превосходства, большой территории, обид и ядерного оружия нет никаких других аргументов.

Но все равно война в Украине — это война против бывшей колонии, отстаивающей независимость, попытка вернуть ее в стойло, и это совершенно не похоже на идею мирового господства и завоевания всего мира. Использование же неверных метафор обоюдоостро и способствует разрушению объяснительной модели и девальвации собственной позиции как ложной.