Не в этой жизни

Обращают внимание участившиеся шумные, бурные ссоры в сети, поводом для которых может стать что угодно — ироническое отношение к тому или иному политическому деятелю, событию, высказыванию, поверхностное суждение о фильме или даже спор о сакральном статусе кулинарного рецепта. По любому поводу мнения высказываются с такой экспрессивностью и нетерпимостью, как будто от мнения чужого и подчас неизвестного человека зависит: кто ты — тварь дрожащая или право имеющий?

И как ни смешно, так на самом деле и есть. Мнения, казалось бы, имеющие лишь отдалённое отношение к повседневной жизни, вполне способны обрести статус государственной границы, нарушение которой чревато если не смертью, то потерей веры в себя. В себя такого, каковым мы видим или очень хотели бы видеть себя.

Для того чтобы разобраться, как мнение по значительному или не менее часто незначительному поводу превращается в битву на Эльбе, посмотрим хотя бы на то, как и каким способом мы убеждаем не других, а себя в собственной правоте. Других тоже, но это очень часто просто частный случай от стратегии убеждения себя.

И в качестве механизма самоутверждения возьмем один из самых распространенных приемов обретения уверенности в собственной правоте. Приём кратко может быть описан так: дистанцирование и образование своей группы, подчас воображаемой.

Так как этот приём из области социальной психологии, то его применяют все без исключения, пусть они никогда об этом приеме не слышали и никогда не услышат в дальнейшем.

И так как у нас сейчас наиболее горячая тема — политические убеждения, то посмотрим, как это работает возле тут.

У политических убеждений нет ни правильности, ни предела. Стоит только кому-то заявить о своём неприятии власти, думая, что это неприятие будет с восторгом принято другими, как, по крайней мере, смелое, как тут же оказывается, что для других он — конформист, а его радикализм — обыкновенное соглашательство под прикрытием. То есть вот вы, предположим, заявляете, что захват Крыма и оккупация Донбасса — преступления, и уже приосаниваетесь, ожидая возгласов одобрения. Как тут же найдётся на вас какой-нибудь Бабченко, и объявит всех русских — латентными империалистами, просто не все из них уже расчехлились. И я — империалист, спросит условный Шендерович? И ты, Витя, так как не вышел на протест, не перегородил въезд в Кремль для Путина, не положил душу свою за друга своего, да и вообще существуете на деньги русского мира.

Нечто подобное без малого двести лет назад описал Пушкин, сказав, что презирает свое отечество с ног до головы, но ему неприятно, когда иностранец разделяет с ним это убеждение.

Пушкин и привёл пример дистанцирования и образования своей группы. То есть когда вы говорите, что Крым и Донбасс — преступления путинской власти, то вы, таким образом, дистанцируетесь от этой власти, как бы проводите между ней и собой невидимую черту. И эта черта позволяет вам считать, что путинский режим и его преступления — это одно, а вы и все это понимающие, ваша, так сказать, воображаемся референтная группа, это совсем даже другое. Свет и тьма.

Но тут появляется Бабченко и проводит черту и операцию дистанцирования совершенно иначе. Светом оказывается только он (и члены его группы), а все, кто по российскую сторону границы, тьма и тьма тьмущая. Пушкин об этом и писал: пока я ругаю своё отечество, я на стороне как бы света. А когда иностранец ругает то же самое, он в это самое включает и меня, я оказываюсь на стороне тьмы, и меня это категорически не устраивает.

Точно так же происходит и с той стороны зеркального стекла. То есть и в партии «Единая Россия», и в Администрации президента есть разные группы, которые определяются тем, как и где они проводят разделительную черту. То есть кто-то дистанцируется исключительно от несистемной оппозиции и неконструктивных критиков, не умеющих предложить ничего, кроме виселицы и топора для всей честной компании. Но есть и те, кто также против виселицы и топора, но и против наиболее глупых и оголтелых методов удержания власти, чреватые такими последствиями, о которых лучше вам пока не знать.

Но почему они не шибко огорчаются, что их почти в равной степени не любят и осуждают те, кто там, за пределами их линии комфорта? Почему их не волнует, что их какие-то оракулы в своей среде считают продажными конформистами на службе кровавого режима? Да потому что у них есть свои группы, как реальные, так и воображаемые, определяющие свет и тьму по их системе опознавания. И для своей группы они никакие не конформисты, а прагматичные и ответственные реалисты, а все эта уличная критика из фейсбука нищебродов — не более чем комариный писк. Ну, типа, мы есть на этом маленьком плоту, а тех, кого на нем нет, нет вообще.

При этом эти группы часто отличаются только в реальной части, то есть друзья по универу и семьи у каждого свои, но вот воображаемые прицепные вагончики, свадебные генералы нашей уверенности (а они очень даже важны) совпадают, причём неожиданно. То есть я уверен, что в каждой группе русского мудреца из ларца Форбс есть и Пушкин, и Толстой с бородой, да и другие школьные классики в переплете, бэкграунд-то похожий; конечно, Высоцкий-Бродский-Блок-Белый, Мусоргский в банном халате, и вообще все хорошее. Ведь грех не воспользоваться мнением авторитета, который бесплатно готов предоставить вам алиби по поводу принадлежности к воинству света, а не алчной вонючей тьмы. Ведь мы все на светлой стороне Луны, а все наши враги — тьма непроглядная.

Казалось бы, причём здесь салат оливье? Да очень даже причём. Мы же не одну черту для дистанцирования в жизни провели. Мы провели их трудно исчислимое число раз, размежевываясь с начальником, который нас обидел, с подругой, которая упрекнула, что мы слабы на передок, в то время как она — мать Тереза с поясом целомудрия, одетом на большой перемене пятого класса 533 школы. А с мужом или женой, тем более бывшими (хотя с нынешними тоже), из таких приемов дистанцирования и образования своей группы состоит вся траченая молью ткань дырявых отношений.

И мы не всегда знаем, что именно и когда здесь было запомнено, как доказательство нашей правоты, потому что все это делается, чтобы доказать себе и другим (но себе важнее), что мы правы, так сказать, огульно.

На трезвую голову разница в оценке стихов Фета, прозы Пелевина или «Черного квадрата» Малевича, в общем-то, небольшая. Но к какому именно буйку привязано именно это корыто, почему с пеной у рта надо защищать именно метрический стих от верлибра, сразу и не вспомнить, но это может быть важно, так как, уступив в такой малости, мы можем согласиться, что и наша жизнь — говно, и мы родом оттуда же.

Поэтому на самом деле главным поводом для дружеской дуэли становится искусство, мораль и политика. Причём, по очень простому соображению. И эстетика, и этика, и политика — это как аквариум без воды. А налить можно любую, хоть дистиллированную, хоть соляную кислоту. В том смысле, что доказать правильность или неправильность того или иного предпочтения — затруднительно, если вообще возможно.

Именно поэтому и эстетические пристрастия и нравственные максимы, и политические воззрения приобретают статус огромных планетарных событий, небоскребов в нашей деревне Удино, и мы сражаемся за цвет крыши чужого дома с нешуточной страстью. Так как именно здесь проложена единственная отчетливая для нас тропа по минному полю, которое и есть наша жизнь-жестянка. Ведь мы не за рифму, точную или атональную боремся, не за или против одного единственного вкуса майонеза, а за право сказать себе С последней прямотой, что жизнь удалась. И поверить себе на слово.

Понятно, что в реальной жизни все сложней, чем в жизни виртуальной. От оппонента с физическим присутствием мы зависим намного больше, чем от непонятно кого с непонятно каким ником, который вдруг нарисовался ниоткуда и начал хамить, оспаривая то, что мы знаем точно лучше, тролль ольгинский, подстилка путинская, пидор с ромашкой в жопе.

Конечно, масла в огонь добавляет общая психологические неуверенность, а какая может быть уверенность, если страна ебучая повисла над пропастью во лжи, и не сегодня-завтра наебнется окончательно (или будет жить в кале и парше ещё сто двадцать семь лет). А что будет потом, кто окажется раздавленным обстоятельствами, кто, напротив, сможет объявить себя победителем и главным оппозиционером с перспективой возрастающей на глазах награды, никто доподлинно не знает. Может, ничего не будет, а будет этот дурацкий режим из варягов в греки, оттеснивший нас, как и всех порядочных людей, на обочину, хотя какая это обочина, канава, сточная яма, все уже провоняли до мозга костей.

И вы хотите, чтобы тот, кто полагает, что Латынина — не из кремлевской ведомости, а салат оливье надо делать не на рябчиках, а с молочной колбасой за 2.30, заслуживал спокойного тона комментариев? Вряд ли. Не в этой жизни.