Слепая зона пропаганды
Когда различные аналитики, эксперты или ведущие популярных ютуб-каналов анализируют причины поддержки Путина и его войны в Украине российским населением, то делается акцент на таких мотивах как страх перед репрессивным государством, поставившим вне закона любое политическое оппонирование. А также на имперском синдроме, ресентименте, ура-патриотизме, активированном войной, которую весомая часть российского общества поддерживает по принципу, близкому к спортивному: наша страна воюет, значит, мы на стороне наших. Даже если наша армия начала агрессивную войну. Но хотя страх перед репрессиями и имперский синдром представляются действительно массовыми явлениями, есть более чем внушительная прослойка тех, кто поддерживает войну в Украине не из-за страха или великодержавного патриотизма, или микста на основе конформизма, на котором во время войны можно неплохо зарабатывать.
Опросы Левада-центра и Russian Field, а также аналитические статьи и обзоры на Re: Russia, казалось бы, подробно структурируют общественное мнение в России. Левада-центр на протяжении месяцев дает устойчивые цифры поддержки войны в 75%, из которых 45% отвечают на вопрос о поддержке определенно да, а 30% — скорее да. У Russian Field немного другие цифры: 25% — радикальная партия войны, 40% — лоялисты, которых Re: Russia называет партия умеренных сторонников войны, чувствительных к потерям и издержкам вроде санкций. При этом 70% поддерживают стремление к миру и только 20% требуют войны до победного конца. Это все довольно интересно, но по разным причинам не нащупывает ту прослойку в поддерживающем войну российском обществе, которая и представляет, возможно, наибольший интерес.
Речь о тех, кто поддерживают войну, полагая ее если не справедливой, то, по крайней мере, не лишенной справедливых коннотаций. То есть войной, которую не следовало, возможно, начинать, хотя в причинах этой войны лежит не только желание Путина и его круга сохранить власть. О чем речь?
Попробуем нащупать эту слепую зону с помощью анализа антипутинской пропаганды. Несложно оценить разницу в подаче информации при сообщениях о тех или иных действиях российской и украинской армий. Легче всего это проследить на таком аспекте войны как бомбардировки, артиллерийские обстрелы или нанесение ударов с помощью дронов. И тут легко обнаруживается следующая особенность: если обстрелу подвергается украинская территория, то СМИ типа Медузы, радио Свободы, The Insider или Current Time (Настоящее время) сообщают исключительно о потерях среди мирного населения. А если речь идет об ударах украинской стороны, то удар всегда приходится по какому-то важному военному объекту, аэродрому, кораблю Черноморского флота или знаковому объекту на территории какого-нибудь российского города, но удару без жертв со стороны мирного населения. Понятно, что на самом деле все не так: и российские войска наносят удары по военным объектам, и украинская сторона попадает в жилые дома и мирных жителей. Однако в данном случае важно не то, что подача информации среди антипутинских СМИ диктуется пропагандистскими целями, а то, как это выглядит с путинской стороны, которая в свою очередь делает то же самое. То есть сообщает обществу о своих атаках по исключительно военным целям, фиксируя внимание на точности и гуманности способа ведения войны со своей стороны и показывая украинскую сторону как варваров, бомбящих исключительно мирных российских граждан и жителей ДНР и ЛНР. Это, конечно, не так, но когда со стороны оппонентов войны звучат риторические вопросы: до какого нравственного падения дошло российское общество, чтобы поддерживать варварские бомбардировки мирных жителей украинских городов и сел, упускается из виду, что российская пропаганда ничем не отличается от пропаганды антипутинской, разве что более, возможно, более неловкая, прямолинейная и беззастенчивая. Но за полтора года войны не вышло ни одного аналитического материала с анализом работы именно что антипутинской пропаганды, и это, конечно, не случайно.
Еще раз, здесь не ставится вопрос о правомочности начала войны против Украины, в том числе потому, что в рамках нашей темы вполне можно предположить, что число поддерживающих эту войну со стороны российского общества значительно меньше уверенных в справедливости ее начала, то есть агрессии против Украины. Но вот относительно самой войны, то пропаганда обеих сторон описывает ее так, чтобы делать акцент на преступлениях противоположной стороны и гуманного способа ведения войны со своей.
Но слепая зона пропаганды не исчерпывается мотивами поддержки войны со стороны определенной части российского общества по причине жестокости противника. Есть еще ряд важных мотивов. Например, причины войны. Если вы проанализируете, как интерпретируют украинскую войну те силы, которые встали на сторону Украины и те, кто придерживается нейтралитета, как Индия, Китай, Бразилия и другие страны Глобального Юга, то разница отчетлива. Партнеры Украины интерпретируют войну как антиколониальную, начатую Россией для удержания в сфере своего влияния свою бывшую колонию. А вот страны нейтралитетаподчёркивают тот аспект войны, который может быть сведен к территориальному спору. Не ставя перед собой задачу оценки здесь пропорции в тех или иных суждениях, что возможно только при проведении глубоких социологических опросов, можно не сомневаться, что среди российского общества также немало тех, кто видит эту войну как войну за спорные территории, хотя украинская сторона тщательно отвергает этот мотив, размывающий и лишающий ее позицию цельности и статуса абсолютной жертвы.
Однако если анализировать поддержку со стороны важной части российского общества, то оно рассуждает, возможно, примерно так же, как Саркози, который осудил начало войны Путиным, но при этом утверждал, что тот же Крым – является спорной территорией, на которую у России прав никак не меньше, чем у Украины. И можно не сомневаться, что весомая часть российского общества, поддерживающего войну, с ним согласна.
И дабы кратко представить эту позицию в российском обществе, посмотрим на то, как анализировали эту ситуацию наиболее видные российские либералы сразу после развала СССР и возникновения независимых стран на территориях бывших советских республик. Так буквально через несколько месяцев после развала СССР, в 1992, Анатолий Собчак, отвечая на вопросы, попадающие в окрестность нашей темы, привел аргументы, возможно, наиболее популярные среди тех, кто сегодня видит справедливость в российских территориальных претензиях Украине. Говоря о денонсации договора 1922 года об образовании СССР, что датируется 12 декабря 1991, Собчак высказывает убеждение, что республики, вышедшие из этого договора, бесспорно имеют право претендовать на территории, с которыми вошли в этот договор в 1922 году. А вот изменения границ территорий должны, по его мнению, обсуждаться в переговорном процессе. Понятно, что речь шла в том числе, или прежде всего, об Украине. И Собчак, стараясь избегать неюридических утверждений о справедливости или несправедливости, скептически оценил отказ украинской власти в лице Леонида Кравчука обсуждать вопрос территорий: для Кравчука советский период для Украины вообще не легитимен, и советская история не может подвигать Украину на юридически обязывающее действие. Однако апелляции к Переяславской Раде 1654 года о вхождении Войска Запорожского в состав русского царства на правах автономии, на чем настаивал Кравчук, так же не помогли Украине в ее отказе признавать, прежде всего, за Крымом статус спорной территории. И в 1654 года Крым не входил в состав Войска Запорожского.
В данном случае я далек от попытки разрешить юридически неоднозначные основания этого спора, здесь речь идет не об объективном решении, а о субъективном мнении: насколько российское общество считает сегодня позицию Собчака в 1992 году справедливой или нет. Уточним, что и Собчак, высказавший прогноз об опасности слияния номенклатурно-советских и националистических сил в политике Украины, несколько раз подчёркивал, что не считает возможным решать этот территориальный спор военным способом, хотя и выразил опасение, что нерешенный спор может поставить под вопрос не только отношения между Украиной и Россией, но и весь мир на опасную грань.
Однако и помимо уверенности/неуверенности в справедливости российских претензий к Украине, есть и еще не менее важный аспект поддержки этой войны частью российского общества, а это такая вроде как эфемерная вещь как геополитические интересы и заблуждения. Речь о том, что вне справедливости или несправедливости территориальных претензий, у позиции Украины, выбравшей путь отказа от союза с Россией и желание присоединится к ЕС и НАТО, есть еще ряд коннотаций, уточняющих эту коллизию. Для правильного подхода к этой теме имеет смысл оценить частые сегодня упреки со стороны украинской или антипутинской оппозиции странам НАТО и, прежде всего, США, что они, кажется, стоят на позиции поддержки Украины, но не поражения России. Анализ поставок вооружений, как бы все время запаздывающих и не соответствующих остроте момента на фронте, подсказывает наблюдателям, что поддержка Украины со стороны НАТО и, прежде всего, США не безусловна. И подчиняется внутренним интересам сторонников Украины, не совпадающим с теми интересами Украины, которые выходят за пределы, не всегда сформулированные, но при этом интуитивно опознаваемые. И дело не только в том, что НАТО не хочет войны с Россией, старательно избегает прямого с ней столкновения и поэтому не принимает Украину в НАТО. Но и, как утверждают некоторые наблюдатели, хотело бы еще больше измотать и обескровить Россию в этой бесперспективной для нее войне, но не дать Украине победить (если это вообще возможно, но здесь речь не о возможностях, а о желаниях). А желания НАТО и США все более отчетливо разнятся с теми интересами Украины, которые формулируют сегодня наиболее радикальные и воинственные ее представители.
Однако эти расхождения интересны еще вот в каком ключе, а именно в обнаружении интересов НАТО и США, отличавшихся от прокламируемых в ситуации, предшествующей войне и вообще конфликту между Украиной и Россией. То есть и тогда, когда условный Запад поддержал стремление Украины выйти из орбиты российских интересов и образовать союз с Западом, у Запада уже существовали интересы, отличные от гуманитарной поддержки стремления Украины к свободе. Просто это было трудно доказываемым, что поддержка Украины была точно так же фундирована геополитическими интересами ослабления путинской России, вступившей на путь сначала риторического (после 2007), а затем и реального реваншизма, сначала в войне с Грузией, а потом и в аннексии Крыма и части Донбасса. Но даже если опасения Запада в политическом тренде Путина были оправданы, та роль, которую играла западная поддержка в антироссийском тренде Украины заслуживает внимания.
Точнее многих это в самом начале войны сформулировал Ноам Хомский, осудивший как агрессию России, так и политику США и Запада в целом, как лицемерную. Его пример более чем красноречив: согласились бы США на антиамериканскую политику, скажем, Мексики, если бы та заявила о многочисленных и многовековых претензиях к имперской политике Вашингтона и о решении вступить в военный и экономический союз, например, с Китаем? Согласился бы Вашингтон на риторику права наций самим решать, с кем заключать, а с кем порывать многовековые связи, или бы Вашингтон попытался вмешаться и не допустить появления геополитического врага у себя под боком?
Последним аспектом, также способным активировать сочувствие со стороны российского общества к войне, начатой Путиным против Украины, является националистический тренд, который в путинских объяснениях, конечно, преувеличен до нацизма и знака равенства между сегодняшними властями Украины и Третьим Рейхом. Кстати, это очередная ошибка пропаганды, в данном случае путинской — желание преувеличить и сделать мишень большего размера, что, конечно, способно убедить совсем уж нерациональных потребителей пропаганды, но при этом отпугивает тех, кто от рационализации не готов отказаться даже в условиях войны.
Однако пусть Путин ошибся, преувеличив размеры и характер украинского национализма, последний не становится от этого менее отчетливым и, несомненно, влияет на отношение к войне в российском обществе. Формально украинский национализм в его антироссийском, а точнее антирусском изводе, конечно, может быть сведен к предыдущим темам – территориальному спору и геополитическим соображениям, однако он все равно представляет собой настолько вызывающий момент, что не упомянуть о нем, как еще одном измерении в поддержке войны российским обществом было бы неправильно.
Понятно, что антирусская кампания в определённой мере была реакцией на многолетнюю политику русификации и подавления национальных интересов в советских республиках эпохи СССР. Но каковы бы не были истоки украинского национализма, в той мере, в какой он нарушал права человека, в том числе русского меньшинства в Украине, он становился дополнительным раздражителем и, безусловно, использовался как в российской пропаганде войны, так и в формировании удобного для себя общественного мнения.
Но и эта тема точно так же как и все предыдущие находится в слепой зоне антипутинской пропаганды: оппозиционные либералы-эмигранты опасаются всего, что имеет даже отдаленный привкус упрека или критики Украины, и, как следствие, понимания того, за счет чего Путин рекрутирует свою поддержку внутри России, да и не только в ней. Многочисленные законы против русского языка, а стремление к их реализации элиты Украины обнаружили задолго до войны и даже до аннексии Крыма в 2014, что, понятное дело, являлось формой конкуренции и вытеснения на второстепенные позиции всего маркировавшегося как русские внутри Украины. О том, как это воспринималось и воспринимается до сих пор, можно судить по тем условиям, которые ставятся перед Украиной для ее вступления в НАТО, а это и антикоррупционное законодательство и исправление законодательства в области защиты прав меньшинств, а самым большим меньшинством в Украине являются русские.
Понятно, что во время войны западная юстиция не будет ставить вопрос о соблюдении прав русских в Украине, но о характере проблемы можно судить по тем упрекам, которые международное сообщество адресует ближайшим соседям России и Украины, прежде всего балтийским государствам. Вот самое последнее постановление о нарушении прав русских в Эстонии, принятое две недели назад секретариатом отдела Прав человека при ООН. И траектория движения западной юридической мысли здесь вполне определена.
Понятно, почему эта тема важна в рамках поставленной выше задачи: понять, какими соображениями руководствуется весомая часть российского общества, сомневающаяся, что войну противу Украины стоило начинать, но при этом полагающая, что у позиции России тоже есть аргументы, не сводимые к страху перед репрессиями, имперского синдрому, ресентименту и даже выгодам от конформизма.
Эта статья попытка очертить круг проблем, которые упорно избегает антипутинская и украинская пропаганда из-за страха ослабить украинские позиции, но при этом ослабляющие их из-за умалчивания одних аспектов войны и пропагандистского преувеличения других. В данном тексте всего лишь очерчиваются контуры проблем, позволяющих однако увидеть ту сложность, пренебрежение которой только замедляет разочарование российского общества в путинской войне и отдаляет перспективы более скорого поражения в ней путинского режима.
Правда и стремление к точности редко когда мешают переходу большего числа на светлую сторону (каким бы субъективным не казался этот свет), а вот отказ от них мешает определенно.