Удино. Две истории. Общение с пришельцами

Я хочу рассказать пару историй, связанных с деревней Удино, куда Таньку отправляли в детстве к тете Мане. И хотя с деревенскими детьми у неё были сложные отношения, в деревне проблема свой-чужой – особо острая, Танька любила и Удино, и тетю Маню, за стать, благородство манер, особое неторопливое крестьянское благородство и легкий не амбициозный свет, ею излучаемый.

Из очень далекого детства Танька рассказывала о корове, которую тогда держали тетя Маня и ее муж, дядя Яша. Я сейчас пытаюсь вспомнить имя коровы, то ли Марфа, то ли Машка, увы, боюсь не вспомню, спросить не у кого. Но Танька говорила, что тетя Маня научила ее такой ласке, Таня клала ладонь в рот коровы, и та как бы жевала руку беззубым ртом, словно сосала, и это было ни на что не похожее ощущение.

Мы приезжали в Удино несколько раз, но я расскажу о двух приездах. Первый был с нашими девочками-одноклассницами, хотя шел уже второй или третий курс, наши дружеские школьные отношения не были потеснены студенческими, и многие праздники мы отмечали вместе.

Обо всем заранее договорились, мы с Танькой приехали из Москвы, где гостили на каникулах у дяди Юры, моего любимого дяди и маминого брата, а наши одноклассницы из Ленинграда. В тот раз в Удино приехала Тамарка Берсенева, кажется, Ленка Хохуля и Наташка Хоменок. Может быть, и Галка Щербакова. Не помню. Мы вместе гуляли, сидели за столом, выпивали, но мне запомнился один разговор уже перед отъездом, когда Танька полушутливо-полусерьещно стала жаловаться на мою опеку и мой контроль. Наши одноклассницы ее сочувственно кивали, а потом Тамарка Берсенева сказала: с жиру ты бесишься, милочка, я бы мечтала, чтобы обо мне кто-то заботился, где только он, этот, со своей заботой наперевес. Я просто вспомнил этот случай, так как на самом деле все сложнее, и где кончается забота и начинается контроль и диктат, определить не всегда можно. Но, значит, еще в студенческое время существовала эта проблема в отношениях.

Второй раз мы приехали в Удино тоже с одноклассниками, но с мальчиками, Юркой Ивановским и Вовой Пресняковым. Как и в первом случае, это было на зимних каникулах, мы почему ехали на автобусе, взяв с собой ящик белого сухого вина и пили всю дорогу дешевый кислый рислинг.

Ничего особенного не помню, наверное, гуляли, о чем-то говорили, а потом нас четверых уложили спать в большой комнате, мальчиков на одной широкой перине у окна, а мы с Танькой на какой-то другой кровати в противоположном углу. Мы женаты, понятное дело, еще не были, почему мы оказались в одной постели, уже не помню.

Как всегда долго разговаривали, потом выключили свет и приготовились засыпать. Как вдруг, как мне показалось, со стороны окна раздалось легкое постукивание, как будто кто-то стучал по нижней части рамы окна или даже еще ниже. Постучит, замолкнет, и так несколько раз. Надо ли говорить, что ночью в деревне — тишина с полностью выключенным звуком, любой шорох раздается как выстрел. А тут постучит — остановится, опять постучит — потом молчок. Начали тихо обсуждать, что это может быть. Птица? Какое-то животное типа мыши или хомяка? Звук немного смещался, то казалось, что стучат в нескольких метрах от дома, то буквально около окна, почти над головой.

Не помню, кто первый сказал, возможно, Вова Пресняков: а может, это пришельцы контакт устанавливают? Мы обсмеяли Преснякова, но идея о пришельцах запала, потому что некому было вот в такой слепой черной темноте стучать так отчетливо и не уставая. Сна ни в одном глазу. Не помню, кому, может мне, может, кому-то другому пришла в голову мысль, а если спросить у этих так называемых пришельцев, они-то нас слышат? И началась игра-угадайка. Мы задавали какие-то вопросы, типа, если вы пришельцы, стукнете два раза? В ответ — молчание, потом отчетливо два стука. Дальше пошла проверка пришельцев на знание арифметики, если вы разумное существо — стукните семь раз. Пауза, а потом отчетливые семь стуков. Или шесть? Я почувствовал, что Танька напряглась и одновременно затихла; все эти вопросы и ответы уже явно превышали порог рационального. Не то, что мы готовы были поверить в сверхъестественное, нет, ни тогда, ни после эта область нас не интересовала. Однако чуть ли ни до утра продолжались эта викторина, дурацкие вопросы и почти безошибочные ответы, мы измотались и, в конце концов, стук стал меньше или он удалялся, мы измучались и как-то незаметно заснули.

Утром встали хмурые, не выспавшиеся, но с не до конца остывшим возбуждением от ночных переговоров. Уже не помню, еще в Удино, или автобусе Юрик с Вовой признались, что это были никакие не марсиане, а просто Юрка стучал ногтем ноги о край кровати, а в полной тишине этот стук так резонировал, что казалось идет откуда-то вне дома или под домом.

«И зачем это валяние дурака?” — с упреком и тенью разочарования спросила Танька. Наши друзья посмеялись, и потом, не помню, кто — Юрик или Вова сказали, что стучали, типа, из вредности, мол, мы, любовнички, спим в одной кровати, а они валетом, вот и решили сломать нам кайф.

Не могу сказать, что мы с Танькой потом часто вспоминали эту историю, да и вспоминать, собственно, было нечего. Но то, что и я, и Танька это помнили, не сомневаюсь. Потом, когда она заболела и лежала после операции в больнице с каждым днем ухудшающимся самочувствием, я думал о том, как бы ее поддержать? И однажды попробовал реанимировать наши общие воспоминания, знаете, как в кино, когда жена болеет, а преданный муж вспоминает какие-то смешные или трогательные истории, и ее лицо светлеет и в глаза возвращается жизнь.

Ничего подобного. Я, типа, спрашивал, а ты помнишь вот это и это? Конечно, помню, коротко, отрывисто и без всякого энтузиазма отвечала она. Но никакого просветления в лице и огня в глазах, одна усталость и мука. И я понял, что никакие воспоминания не помогают, не работают. Ну, было и было — на уровень боли или непрерывный понос прошлое никак не влияло. Оно было где-то там, далеко, в другой жизни, и никакого влияния на день сегодняшний не оказывало. Хотя этот разговор с пришельцами мы, конечно, запомнили, как и утопающее в белоснежных, до боли в глазах сугробах Удино, и напевный говор тети Мани, ее иконы в одном углу, и какие странно подобранные пыльные фотографии с людьми из далекого прошлого в другом. Стол с истертой до ткани клеенкой и самовар на кухне.

Уже потом, почти перед самым отъездом в Америку Танькина мама, Зоя Павловна, с помощью Таньки продала этот дом. По объявлению. Тетя Маня давно умерла. Зоя Павловна ездила в Удино все реже, но переживала за прохудившуюся крышу и твердила, что дом без хозяина гибнет.

В результате за дом с участком дали смешную тысячу долларов, при том, что покупательница была противной, высокомерной и недоверчивой. Тане даже не разрешили остаться переночевать в уже проданном доме, к счастью, нашлась попутка до Боровичей, и она уехала, опечаленная всем произошедшим.

А на следующий день дом сгорел, покупательница с пьяной компанией что-то не так сделали с печкой — и все. Кончилось Удино — больше туда ездить было ненужно.