Жена
Это не о моей жене, хотя в какой-то мере и о ней, а об одноименном фильме из оскаровского списка. Сюжет — прост, как мечта униженной и оскорбленной. Писателю из Коннектикута дают Нобеля, и почти сразу выясняется, что все свои выдающиеся романы писал не он, а его скромная, как пижама, жена. А он только редактировал, подавал идеи, занимался детьми, готовил, освобождая синицу в клетке от забот обыденности. Зачем? Зачем они долгую жизнь занимались подлогом, публиковали под именем мужа произведения жены? А потому что ей однажды сказала одна умудрённая горьким опытом пишущая дама, что романы тетки все равно читать никто не будет (долог волос — короток ум), и без покрова мужского имени все ее труды уйдут в свисток, в песок, в трусы.
Понятно, что авторы фильма вдохновлялись историей и недавним фильмом о Колетт, первые романы которой выходили под именем Вилли, ее мужа, а потом, после бунта на корабле, все раскрылось, и женская честь была восстановлена в осколках. Хотя и в случае Колетт, которую муж убедил, что женщину читать, что грызть гранит, это не вполне в сайз после Джейн Остин, Мэри Шелли, Жорж Санд, Шарлотты и Эмили Бронте и одновременно с Вирджинией Вульф. Куда убедительнее предполагать, что альфонс от литературы запудрил бедной девочке из провинции голову, и она пошла ему негром в писательское услужение, как в бордель. Но все-таки — это конец железного девятнадцатого века, а чтобы тут, в самой что ни есть Америке, на ее феминистическом Северо-Западе после Маргарет Митчел и Агаты Кристи (и почти одновременно с Джоан Роулинг) поверить, что бабский роман не проканает, это – чересчур.
Так или иначе, скромная до дыр жена 34 года пишет романы своему дураку-мужу. Да, она еще устроила ему первую публикацию, услышав в издательстве разговор, что те ищут какого-нибудь умника-еврея, и предложила свой роман, подписанный его именем.
Не хочу сказать, что в фильме нет ничего интригующего, забавно, что муж, эдакая синяя борода от новеллистики, не только постоянно ходит налево (якобы самоутверждаясь от мук унижения, доставляемых ему умной-разумной и талантливой, как кролик Апдайк, женой). Он постоянно что-то жует, так как привык пробовать обеды, завтраки и ужины, которые готовит, и даже во время торжественного ужина среди других нобелевских лауреатов грузит нобеля от физики какими-то рецептами. То есть обабился до уровня фартука.
Понятно, что режиссеру хотелось представить такую зеркальную композицию, где роль мужа-гения играет жена, а роль затюканной супруги, постоянно обдумывающей, какой соус подать к завтрашней баранине, еврейский муж в бороде. Авторы фильма как бы восстанавливают справедливость, меняя мужчину и женщину местами, но промахиваются мимо денег.
Я был знаком с множеством писательских жен. И с внимательным азартом за ними наблюдал. У жены русского писателя две вакансии: Софья Андреевна и Анна Григорьевна. У большинства моих знакомых жены тяготели к роли Софии Андреевны (моя-то – Анна Григорьевна): то есть помогали, как могли, но постепенно затягивая удавку на шее, как соавтор на письменном столе и ложе. Перманентный бунт взросления. Практически все были милые, то есть не забывали казаться такими, умненькие, начитанные, как энциклопедия, у того же Витьки Кривулина такие были все пять: жены менялись, роли передавали по наследству, как часы отца. А если кольчужка казалась коротковата, уходили сами, потому что алкали стать Львом Николаевичем, или на худой мир — Иваном Сергеевичем.
Но ведь писательство – это не только стиль плавания, желательно уникальный, но и необходимость быть обоюдоостро умным 24/7/365. Писанина – только часть, подчас не самая великая, той репрезентации претензий на гениальность, которую русская культура требует от властителя дум, потерявшего свое место, но горестно не забывшего о нем. А говорить с редактором, журналистом-идиотом, коллегой, любовницей в купе «Красной стрелы», соседом про что угодно, да так, чтобы пересказывали по секрету всему свету, тоже Пушкин (то есть жена) будет? Писательские жены остроумны, усталы и проницательны, безусловно, они видели то, что живой видеть не должен никогда, а самое ужасное, что с ними может происходить, когда они остаются без места и стула, на котором письменник драгоценный сиживал. Выстиранные в беспощадной хлорке, то, что не полиняло, то выцвело от стыда. Литература (и не только русская) – последнее прибежище патриархата, где женщины-писательницы (поэты) поневоле начинают говорить басом, даже если природный голос, как волос, тонок.
Это не значит, что фильм «Жена» не заслуживает просмотра: там есть перспектива для размышления о трудной женской доле в литературе и на простыне. Но если мужчина заявляет, что чувствует чесотку писательского зуда, интерпретируйте, девочки, это как признание, что ему мало мужских прерогатив, от которых и так в этом мире тесно, как фасоли в кастрюле, ему подавай еще золотую рыбку на блюде, которую он будет ковырять вечным пером или использовать как копирку для своих дурацких фантазий. Или вставлять как флешку в разъем usb, ну, а девушки? А девушки потом.