Жена. Главка пятьдесят восьмая: накануне

Это был странный период, диагноза еще не было, можно было рассчитывать, что все обойдется, но тревога возрастала с каждым днем.

Мы не то, чтобы совершенно сразу забыли о своем путешествии, я по инерции еще разбирал фотографии и видео, но необходимость заниматься Танькиным здоровьем очень быстро обнулила, обесценила все остальное. Будто перекись пролилась в нашу жизнь и не столько обесцветила ее, сколько сделала другой.

Моменты со спазмами при еде стали случаться все чаще, Нюшка не меняла своего рациона, когда я говорил, что, возможно, надо попробовать более мягкую пищу, она возражала, что пережёвывает все так мелко, что любая пища становится мягкой. Она как бы противилась любым изменениям, которые бы объявили ее больной. Она не хотела поддаваться спешке и панике, я просил позвонить врачу на следующий же по приезду день, она позвонила через пару дней и, наверное, все объяснила по поводу симптомов, потому что ей назначили визит почти сразу, но, к сожалению, ни к самой PCP, а к ее помощнице.

Мы с Танькой немного спорили, так как я просил ее взять меня с собой, что ей очень не нравилось, она отчаянно защищала зоны не приватности даже, а вот именно исключительно ее контроля. Но так как эпизоды со спазмами в горле (хотя она указывала на другую область, ближе к солнечному сплетению, где у нее была диафрагменная грыжа) продолжались и учащались, я просто хотел присутствовать при ее разговоре как свидетель. Мне становилось все тревожнее и тревожнее, хотя я и соглашался с ней, что и боли в спине надо срочно исследовать.

И тут при визите к терапевту выяснилось то, что и поставило Таньку с ее недугом на вполне определенные рельсы. При попытке назначить ей эндоскопию, ближайшей датой оказался конец декабря. Да за эти восемь месяцев коньки можно откинуть, пошутила Нюша, но шутка, увы, оказалась несмешной и близкой к тому, что произошло.

Специалиста по боли терапевт нашла легче, уже через несколько недель. Боли продолжали быть мучительными, и я боялся, что причина их может быть пострашнее радикулита. Меня, конечно, более беспокоило, что Нюшка порой не может разогнуться, что ходит со спиной круглой как колесо, но еще более беспокоили странные спазмы во время еды, что, понятное дело, требовало максимально быстрого исследования, но не получалось.

Были даны рекомендации обратиться к гастроэнтерологу, но последний раз гастроэнтеролог делал ей то ли эндоскопию, то ли колоноскопию лет пять или семь назад, и она потеряла с ним связь. Тормозила и сама Танька, уверенная, что это всего лишь проблема с грыжей, ну а то, что скоро уже был визит к доктору по боли как бы создавало иллюзию движения. Но эндоскопия на конец декабря, назначаемая в первых числах июня, выглядела издевательски.

Я по этому поводу вспомнил, как лет через пять после отъезда, приехал в Петербург и оказался в папиной квартире, он был еще жив-здоров, как и мама. Раздался звонок телефона, попросили Юрия Овсеевича, я сказал, что его сейчас нет: передайте ему, что подошла его очередь на УЗИ. Папа жил в Америке более 10 лет, выписался, сменил несколько квартир в Америке. Я тогда еще шутил, вот какая у нас родина: легче умереть, чем дождаться очереди на УЗИ. Но сейчас все повторялось в Америке.

Мне некоторые мои российские приятели пеняли, почему я не обратился в платную медицину и не сделал Таньке эндоскопию за деньги? Да потому что это невозможно. Если у вас нет страховки или страховка не покрывает процедуру или лекарство, то вы можете заплатить сами, но никакой другой очереди не будет, очередь одна. Даже Стив Джобс при своем огромном состоянии и известности должен был ждать очереди на пересадку печени. Ему немного ускорили в самый последний момент, найдя для этого основания, но все равно не успели. А процедуру здесь не обойти.

Танька не спеша искала гастроэнтеролога, поговорила со своей PCP, с которой у нее были хорошие отношения, в результате удалось немного передвинуть дату эндоскопии, кажется, на конец сентября, то есть через 4 месяца. А тем временем наступил день визита к специалисту по боли, я опять упросил Таньку взять меня с собой, но здесь все было по-деловому; ей моментально назначили рентген и еще одно исследование, которые показали, что стерты межпозвоночные диски, амортизации позвоночника в некоторым разделах практически нет. И если не ложиться на операционный стол, чтобы что-то добавлять внешнее, надо заниматься физиотерапией, развивать мышцы, которые будут амортизировать уже сами.

Тем временем спазмы в области солнечного сплетения учащались, становился привычным такой эпизод: она начинала есть, потом останавливалась, замирала, к чему-то прислушивалась, затем выходила из-за стола, шла немного полежать. Потом возвращалась и доедала. Смотреть на это было страшно, я не верил, что это грыжа, я боялся чего-то более серьезного и, так как Танька не хотела спешить и паниковать (как она оценивала мое поведение), я позвонил своему гастроэнтерологу, который много лет назад избавил меня от кома в горле и попытался записать Таньку к нему на прием.

Но хотя она была членом семьи его пациента, это тоже нельзя было сделать быстро, опять звучали даты через два-три месяца, но здесь уже Танька поняла, что я не отступлюсь и добьюсь своего, то есть потащу ее на прием к незнакомому врачу, нашла-таки сначала фамилию, а потом телефон своего гастроэнтеролога, смогла дозвониться и назначить визит. Не скоро, не через неделю, но ведь тем временем шел уже не июнь, а конец июля, а назначение на начало сентября не выглядело совершенным издевательством. Раньше все равно ничего не получалось.

В свое время, рассказывая, как именно похожее ожидание катастрофически ухудшило мое состояние после диагноза рака простаты, я просил запомнить этот эпизод, потому что он дословно повторится в ситуации с моей Нюшей. Угрожающие и вообще-то ужасные симптомы, и только на четвёртый месяц удается попасть на прием к гастроэнтерологу, а через него сделать столь необходимую эндоскопию. Это вот такой принципиальный сбой американской медицины, которая представляет собой конвейер, двигающийся со своей скоростью и по своим правилам.

Да, я забыл рассказать, что во время очередного спазма при глотании, который даже ее напугал, мы поехали с Танькой в Emergency Room Newton Wellesley Hospital, в надежде, что там смогут сделать хотя бы рентген, и – чем черт не шутит – эндоскопию, но ничего не получилось. Врачи сочувственно кивали головой, слушая о симптомах, проверяли записи, сравнивали побочные эффекты лекарств, способных давать подобные реакции. Но ни сделать исследование сами, ни ускорить процесс, не могли.

У меня был один очень характерный инцидент, показывающий силу и слабость американской медицины, которая работает только с тестами: есть тест – есть процедура реагирования на него, нет теста – нет ничего.

Это было давно, даже не очень помню, когда, мы тогда жила на River street, значит, лет десять назад, под вечер начал болеть живот, не в области апендицита, а в области печени, которая якобы не болит. Боль так быстро нарастала, что мы решили, что у меня камни в печени или где-то еще. Причем за несколько часов боль настолько усилилась, что ехать сам я уже не мог, взывали ambulance и поехали в госпиталь. Помню, что, когда машина скорой помощи подскакивала на ямах, я закусывал от боли губу, чтобы не орать. Боль была уже невыносима.

Привезли, сразу на рентген, делают довольно быстро, острых болей в животе они боятся, а вот расшифровывают результаты куда как долго. Так или иначе приходит с какой-то бумажкой в руке мой врач и радостно заявляет, все в порядке, мы ничего не нашли. Я смотрю на него как на идиота, что значит — не нашли: у меня сильнейшая боль; обычно они просят соотнести ее силу с порядковым номером от 0 до 10, и я сказал – 8-9, но только потому что постеснялся сказать 10. Врач озадаченно на меня посмотрел, подумал и сказал, что они сделают еще один тест, но уже с контрастом. Опять несколько часов ожиданий, и опять поздравления, что ничего не нашли. И они просто даже не понимают, в чем может быть дело, вкололи мне лошадиную дозу морфина и отправили домой.

Через пару дней я попал к своей врачихе, которая, как и мой папа, была родом из Ростова-на-Дону, в Америке получившая лицензию, что означает еще раз учиться с нуля. Она начинает выслушивать мои жалобы и говорит, снимайте футболку, я снимаю, она смотрит на живот, ни спину и говорит, у вас тут три красных маленьких пятнышка, давайте, проверим их на опоясывающий лишай, он может давать ощущение очень сильной боли. Попьете лекарство, если через пару дней не пройдет, будем думать дальше. Прошло. Почти мгновенно прошло. И без дорогостоящих тестов, а на основе диагностического опыта, врач поставила диагноз, потому что ей так подсказывали ее знания и интуиция, чего американские врачи позволить себе не могут. Все должно иметь материальное подтверждение, иначе получить лечение невозможно. Ибо они более всего боятся, что их засудят за неподкреплённое тестом лечение.

Понятно на эти очереди на исследования повлиял ковид (хотя эпидемия прошла года три назад) и увеличение нагрузки из-за распространения медицинской страховки на миллионы тех, кто вообще жил в Америке без врача (или своего врача, часто без лицензии, но в своем комьюнити). Важно, что с Танькой в смысле ужасной и катастрофической по последствиям задержки диагноз был поставлен с опозданием на четыре месяца, за которые ее состояние значительно ухудшилось. И все двигалось ровно по тем же рельсам, что и у меня, когда ожидание обернулось катастрофой, а никакой диагностики, основанной на опыте и интуиции, чем всегда так славились российские врачи, не имевшие столь технически изощренных способов все измерить, а нужно было думать и сопоставлять.

Но в случае Нюши никого, кто мог бы подумать и сопоставить, не нашлось. И это сыграло свою печальную и роковую роль.

И еще несколько слов о фотографиях. Их практически больше не будет. Последняя или предпоследняя хорошая фотка была использована мной в прошлой главке, я выставил ее на обложку ролика и текста на сайте, и в некотором смысле это все. Я еще раз сниму Таньку, когда она за пару недель до эндоскопии, перевернувшей нашу жизнь, поехала к парикмахерше. Она уже выглядела не блестяще, есть нормально практически не могла, но, когда она вышла из парикмахерской и села со мной рядом отдохнуть и покурить, я снял ее пару раз на телефон. Вы эти фотки видите. С укладкой она выглядела старше и какой-то дамой, а мне, как бывшему хипарю, нравилось все естественное. Снимать ее камерой я тоже не хотел, на чертах лица уже лежала тень страдания, и я не хотел ее расстраивать, хотя возможно – зря. Я уже рассказывал, как не записал последнее чтение Вити Кривулина в Музее сновидений Фрейда на Петроградке незадолго до его смерти, а потом жалел. Не записал именно потому, что это выглядело так, будто я знаю, что он умирает и хочу записать его в последний раз. Вот эта ситуация последнего раза и останавливала своей неуместностью, каким-то журнализмом, что ли. Не ездил я больше и в центр Бостона снимать бездомных, Танька, моя девочка заболела, и я не хотел больше ничего, пусть только выздоровеет. Пусть вернется такой, какой была.