Жена. Главка сорок девятая: весна, переезд и шаг к пропасти

В апреле 2018 я сделал одну из самых удачных Танькиных фотографий. Была ранняя весна, вот как сейчас (моя первая весна без Нюши), все только начинало распускаться, обещая скоро зацвести. Это очень короткий миг, потому что в Новой Англии весны почти нет, она медленно начинается и почти сразу превращается в лето. Но тут была еще весна, мы почему-то оказались в центре Ньютона, и я сфотографировал свою девочку. Это был вообще один из первых снимков моей новой камеры, так как я буквально на днях не просто поменял камеру, а поменял систему. Продал свою зеркальную Canon 5d с объективами и аксессуарами и купил недавно вышедшую Sony A7 II, несколько объективов, в частности Zeiss 55 1.8, и на него и снял Нюшку. Мне фотография сразу понравилась, хотя я никогда не выстраиваю модель, не обременяю советами, только шутками, типа, рожу сделай поумней, улыбнись, красавица. Но это по моему опыту не имеет большого значения, потому что я снимаю большими сериями, в рамках которых лицо меняется непрерывно от улыбки до ее исчезновения, потому что человек не считает честным застывать в какой-то позе и интуитивно старается лицом разговаривать и даже спорить с фотографом. То есть я снял несколько десятков фоток Таньки в этой примерно позе, но сразу нашел и выбрал эту фотографию, как лучшую.

Дело было не в том, что она была на этой фотке миловидна, а моей красавице было уже 67-лет с гаком, и когда я повесил эту и единственную ее фотографию на стене в доме, она, как я уже упоминал, недовольно сказала: показываешь всему свету бабушку. Потому что она видела следы лет на лице, и была этим огорчена. Я это тоже видел, но меня это ни мало не смущало, я любил читать истории на лице, я же не рекламный фотограф, мне не нужно продать модель, как объект желания, а если это женщина, то лучше продается молодость.

Однако меня привлекало другое: на этой фотографии отчетливо проступала девочка, та девочка, одноклассница, Таня Юшкова, с которой я познакомился, получается, более 50 лет назад, и эта девочка была видна, и именно это грело мне душу и делало фотку ценной. Да, девочка была одета в несколько слоев разных ватных лет и периодов жизни, но все равно не исчезала, как косточка в сливе. Более того, я смотрел на нее как в зеркало, я совершенно не мог сам, посмотрев на себя, увидеть в себе мальчика-школьника, какой-то обрюзгший дядька, молодящийся и ведущий себя без приличествующей степенности. Только через год я сяду не диету Дюкана, сброшу 37 фунтов, и вернусь в приличное состояние. Более того, к моей диете Танька относилась скептически, потому что сама была гурманка, она всегда исповедовала правило, пусть мало, но только то, что хочется. А хотелось исключительно закуски, такой еды, которую надо запивать спиртным, она далеко не всегда запивала, но фарватеру закуски не изменяла. Так вот моя диета с месяцами или годами изменила и ее, из дома пропал хлеб, а как она любила итальянский хлеб, картошка, про сладкое я не говорю вообще, все калорийное пропало. И она дополнительно похудела, подчас хорошела, хотя больше превращалась в такую ухоженную даму в возрасте с обязательной прической и укладкой, и я уже не мог сделать такую ее фотку, как в апреле 2018. Но делал другие, которые покажу.

И однако эти месяцы до коронавируса, которым мы не заболели (вернее, заболели уже в самом конце), но который нас погубил, были вполне кондиционными. Каждое воскресенье или субботу я привозил папу к нам ужинать, ему нравилась как Танька готовит. То, что он буквально вчера обвинял ее в воровстве, а главное демонстрировал ненависть или сильную неприязнь, естественно не извинившись за это, как будто пропало, исчезло и растворилось. Я ездил к нему регулярно, по нескольку раз в день мы говорили по телефону, он был или казался вполне нормальным и только иногда проявлялись какие-то глюки, но совсем не страшные, на первое впечатление. Кстати, я еще раз скажу, что приступы неприязни моих родителей к Таньке не были связаны с тем, что она русская. Конечно, я не могу знать, о чем и как они обсуждали свою невестку между собой, но я просто не представляю, чтобы даже после очередного момента, когда Танька перебирала со спиртным, кто-нибудь из них сказал: выбрал бы еврейку, этой проблемы бы не было. Не представляю, вообще никогда, это при моей постоянной и порой настырной критике всего национального, в том числе еврейского. Потому что культурно мы с Танькой были православными и неверующими. Так бывает.

С папой мы ужинали, иногда смотрели кино, у нас была многолетняя подписка на kino.pub, где были почти все фильмы, а также играли в игру Rummikub. Когда-то мы играли в преферанс, но с течением лет папе стало сложно считать и держать в уме расклады, а проигрывать никому не нравится. В Rummikub папа играл тоже не очень ровно, но он сидел между мной и Танькой, и мы ему помогали, стараясь это делать незаметно, но когда папа выигрывал, Танька радовалась больше, чем когда выигрывала она. А выигрывать она очень любила. Она хорошо относилась к папе, она вообще ценила мужчин, тем более умных, каким папа был почти всю жизнь, ну а старость приходит почти ко всем.

Как-то так получилось, что папа резко сдал почти одновременно с объявлением карантина по поводу ковида. Мы еще успели с ним попасть к его терапевту и урологу, буквально накануне того, когда почти все офисы закрылись. Но мы еще успели обсудить с его PCP его жалобы на слабость, вдруг увеличившуюся, и на боли в ноге, по крайней мере, его осмотрели, даже сделали рентген и дальше уже лечили по телефону. Но он буквально за пару недель стал резко хуже ходить, будто тумблер какой-то переключили, и стал не то, чтобы беспомощным, он до последнего момента ходил, мог за собой ухаживать, совершая море ошибок, но выходить из дома один уже не решался.

Мне ковид обошелся еще дороже. Формально все службы работали, на экране компьютера или телефона появлялись врачи, обсуждавшие с тобой твои проблемы, но анализы по телефону не сдашь, и это сыграло свою роль. Одним из врачей, с кем я периодически беседовал был уролог, уролог из хорошего госпиталя, внимательно тебя выслушивал давал советы, выписывал рецепты. Но все обрушилось в тот первый момент, когда эпидемия пошла на спад, и я смог поехать к врачу на прием. У меня взяли кровь на PSA, который на следующий же день показал запущенный рак простаты. Так как ничего не предвещало, я поехал получать результаты один, хотя чаще мы всегда ездили вместе. И выйдя из госпиталя, вдруг испугался, как Танька все это воспримет? А может, просто сам испугался? Ведь вся жизнь разрушается. Я, стоя в очередь за вином в Trader Joe’s, как-то все соединив с шуткой, сказал ей о диагнозе. Понятно, что Танька была само спокойствие, она и была более всего предназначена для правильного отношения к сильным и болезненным ударам, которые как бы не замечала, продолжая быть такой как всегда. Помню, что я ей также полушутливо попенял, вот, отправила меня одного, меня твой ангел-хранитель и не уберег. Танька посмотрела на меня испытующе, и больше я один никуда не ездил.

Нам назначали консультацию с хирургом и радиологом, на которой оба изумили меня тем, что отказались давать рекомендацию лечения – ложиться на операционный стол или предпочесть радиацию – решать я должен был сам, но откуда я-то должен быть знать? Посоветовались с мужем Таниной одногруппницы, я о нем уже рассказывал, он был главным патологоанатомом Новгорода и сам полгода назад пережил такую же операцию с похожими результатами анализов. Я помню, что мне говорили, что мои опухоли разняться в основном от 3 до 4 по какой-то нумерации, но в одном месте близки к 5, это было уже плохо. Но наш знакомый рассказал, что у него тоже было между 3 и 4, операцию он перенес легко, а последствий практически никаких не было. Дали на всякий случай поносить памперс, поносил неделю, а потом убрал и забыл. Это немного напоминало спор между Паниковским и Шурой Балагановым: грабеж или кража. Похоже грабеж (то есть хирургия) одерживал вверх.

И тут мне нашли русскоговорящего восходящего светилу, его очень хвалили в русском комьюнити, и я поддался на уговоры. Формально это было второе мнение, на которое я имел право, на самом деле мне хотелось точнее понять, что же более правильно в моей ситуации, и почему они сами не хотят мне ничего рекомендовать? Хирург оказался из Петербурга, около сорока, приехал в Америку в пять лет, по-русски говорил бегло, но с чудовищным какие-то провинциально-южным акцентом. Он мне попытался объяснить, что при любом решении — операция или радиация — полное выздоровление занимает полтора года. Хотя очень часто намного меньше, у некоторых необходимость в памперсах исчезает через пару недель, максимум пару месяцев. Мне врач, скорее, понравился, чем нет, он казался откровенным, на вопрос о количестве проведенных операций, а это главный критерий профессионализма, он посмотрел на меня и сказал, что я могу сам это посмотреть на его странице в интернете, что есть врачи с бОльшим числом операцией, но это пожилые хирурги, что он давно делает эти операции, и имеет впечатляющие результаты. Я не посмотрел на Таньку, мачо не нуждается в советах, он все решает сам, но краем глаза увидел, что она кивнула, мы согласились.

Когда мы выезжали с парковки госпиталя произошел один инцидент, довольной странный. Мы выехали из госпитального гаража, я перестроился в крайне правый ряд, чтобы поворачивать на перекрестке направо на Лонгвуд авеню. Остановился на светофоре. С левой стороны к мне подъехал мотоциклист в шлеме, полностью закрывающем лицо, зачем-то оглянулся, посмотрел на меня, а потом привстал и со всей силы ударил рокерским тяжелым ботинком по моей водительской двери каблуком. Кажется, хотел ударить еще раз, но я уже открывал дверь. Он резко взял вправо, не обращая внимания на сигналы светофора, и вильнув, перед машиной на встречной, уехал налево, показав, что номера на его мотоцикле вообще отсутствовали. Я не то, что не мог его догнать, я не мог тронуться с места. Мелькнула мысль бросить машину и попытаться догнать его бегом, но он уже скрывался из виду, а бегом догнать мотоцикл – проблематично.

Что это было? Я его не подрезал, чтобы спровоцировать такую месть, я его никогда раньше не видел; но я все равно был в ярости, хотя и в недоумении; остановился за перекрёстком, посмотрел на дверь: несмотря на сильнейшей удар, железо моей трехлетней Тойоты Авалон выдержало, легкие вмятины были, но по сравнению с тем, что могло быть, ерунда. Пара сотен, не больше тысячи.

Мы надеялись, что операция будет назначена скоро. Проблема оказалась, однако, в той же эпидемии, диагноз был поставлен в мае, операция состоялась только в конце ноября. Такой большой срок был вызван тем, что из-за ковида накопилась огромная очередь, плюс до сих пор не все службы работали на полную мощность, короче – пришлось ждать полгода. Запомните эту цифру, она еще всплывает. И повторится почти буквально в случае моей Нюши.

Короче, мы продолжали жить, как раньше, папе я сначала вообще ничего не говорил, а когда сказал, он все принял спокойно, хотя по молодости был таким как бы эмоциональным, вскидывающимся, удивляющимся, но эмоции возраст потратил. Буквально за пару недель до операции менеджмент дома предложил нам, если мы хотим, переехать в большую квартиру. В полтора раза дороже, но она стоила того. Мы жили – по-русски, в двухкомнатной квартире, то есть квартире с большой гостиной и одной спальней с кладовкой, куда поместился бы Запорожец, а тут умерла милая соседка, с которой мы немного, но дружили. Она была какая-то невезучая, то падала с гамака во дворе, то спотыкалась и ломала ногу. Но очень симпатичная, аристократичная, мы не знали, что она так переносила рак; я пару раз помогал принести ей покупки из машины, пока она ковыляла следом, хотя была лет на 10-15 моложе нас. И еще тогда, года три назад, когда заносил сумки в просторную кухню, отметил, что ее квартира какая-то огромная, шикарная, сверкающая, сложно организованная. И никогда не подумал бы, что нам предстоит в ней жить. В одной только спальне было три огромных стрельчатых окна с аркой вверху, каждое окно метра два с половиной высотой.

Когда мы посмотрели ее с Танькой перед ремонтом (а здесь квартиру всегда полностью ремонтируют при смене владельца), то она была так впечатлена, что уже потом, спустя три года в больнице признается мне, что у нее шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие: ей казалось, мы не заслуживаем такую квартиру, а то, что получали ее после смерти нашей знакомой, вносило еще дополнительную ноту смуты в душе. Но она мне ничего тогда не сказала, и мы стали ждать конца ремонта. Он завершился за полторы недели до моей операции. Мы успели перевести и перенести вещи с помощью менеджмента, кое-что распаковали, разложили, но все, конечно, не успели.

Накануне операции Танька мне сказала, мельком взглянув в лицо, типа, не хочешь секса напоследок, как там и когда все вернется? Я нервничал и сказал, спасибо, нет, извини, сегодня мне трудно. Знал бы я о последствиях.