Это видео о полуостровее Кейп Код, превратившемся в остров, где дома имеют как средние американцы, так и звезды политики и искусства, в том числе Барак Обама и чета Клинтонов. Мой рассказ о своеобразии городка Фалмос, где самая теплая вода для купания на пляжах Атлантики на Северо-Востоке Америки, о весьма специфической инфраструктуре американских пляжах. Чем похоже, а чем отличается от того, к чему многие привыкли на черноморском побережье Кавказа или в Турции и Черногории..
Это полчаса жизни на круизом корабле, плывущем из Бостона на Бермуды. С раннего утра, когда до рассвета больше часа, до всех подробностей жизни на открытых палубах и ресторанах. Кто ездит на такие круизы, зачем люди покупают опцию с бесплатным и неограниченным алкоголем? Что такое алкотур? Что это вообще такое? Солнце, водка и жратва — наши лучшие друзья. Круиз на Norwegian Pearl.
Неделю назад я вернулся из круиза на Бермуды и зачем-то в штат Мэн и тут же свалился с ковидом, что отняло у меня пару дней, а потом ковид не прошел, но энергия вернулась, и жизнь вместе с ней вернулась также беспричинно.
Я смог преодолеть свое давнее отвращение к таким вполне буржуазным развлечениям как плавание на океанских лайнерах, потому что нашел противоядие. Я стал снимать об этом видео, хотя я почти также далек от совершенства, как и в тот день, когда приключал камеру в положение видео. Но тут вот в чем дело. Мне, безусловно, важен результат, но еще более важен процесс. Моя натура требует растраты энергии, что не так и просто, как кажется, по крайней мере, многие из тех, с кем я был близок в андеграунде страдали примерно от того же.
Помню, мы разговаривали с Витей Кривулиным после обысков в его доме в конце 1980-начале 1981 года, обсуждаем вероятность его ареста, и он, попутно объясняя, почему не очень боится лагеря, сказал: я люблю работать. В смысле Ивана Денисовича, которому тоже не важно, что делать, главное, чтобы быть занятым. И я принял это объяснение, хотя мне казалось, что его еще дополнительно страхует инвалидность, но Витя, действительно, был трудяга и переключался с репетиторства на чтение, с чтения на стихи, а бессильных слов: я что-то устал, мне надо полежать, — от него никогда не слышал.
Был болен трудоголизмом и Пригов, который – я об этом уже где-то писал — точно так же переключался с одного занятия на другое, но днем всегда это было что-то связанное с чтением-писанием, а ночью он рисовал, и объяснял мне так: я же не умею смотреть телевизор, а надо как-то убить время. Вот это убить время вместо другого, более возвышенного синонима – очень точное определение. У людей, которых душит переизбыток энергии, необходимость иметь разные и, в общем-то, бесконечные занятия, это вопрос выживания.
Так и я, перестав писать романы, которые писал в режиме карусели все 70-80-е, обдумывая следующий во время правки текста предыдущего (и перестал, когда увидел, что романное пространство почти полностью поглотилось массовым): сначала впустил в свою жизнь фотографию, еще в России, хотя и противился этому сколько мог, но поддался в результате давлению Алика Сидорова, еще одного занятого трудотерапией. А уже в Америке стал снимать видео: и опять же без какого-либо высокого предназначения, а для того, чтобы потратить тот запас энергии, который иначе вертел бы мной, как хотел.
Когда я согласился на круиз, жена посмотрела на меня с легким удивлением, но когда мы вернулись, и я сказал еще до того, как свалился с ковидом, что готов, если ей интересно, поехать на кораблике по Европе, она сказала: вот уж фиг, я тебя раскусила, ты просто нашел, чем еще заниматься, и будешь с утра до ночи снимать на все свои камеры, пока другие отдыхают.
Я засмеялся: она была права. Меня уже не пугают океанские лайнеры и обилие алкоголиков, покупающих себе недельный тур, дабы не просыхать ни минуты и не выходить за пределы отсека в кафе, отведенного для курильщиков на 12 палубе, или почти такое же количество обжор – а таких обжор, как в Америке, я вообще нигде не видел. Но это я уже начинаю рассказывать содержание следующего ролика, который снял, но не начал монтировать: о жизни на корабле. Как и об одном дне в штате Мэн.
Здесь же я покажу, что снял на Бермудах, и если у вас хватит терпения посмотреть его до конца, вы поймете, что, снимая красоты, я не снимаю красоты, я снимаю объекты своего труда, способные позволить мне потратить энергии больше, чем я каждое утро возобновляю. Не вагоны же разгружать в Бостоне?
И напоследок: в первом комментарии другое видео ко вчерашнему тексту о катастрофе на Каховской ГЭС, я не прикрепил его к тексту, забыв зарезервировать первый комментарий, а теперь поздно, а публиковать два видео за день отдельно мне западло. Я же стенсяюсь своей роли видеографа.
Сегодня я решил показать, как на нашей улице Chestnut Street, что в городе Newton штата Massachusetts, наши соседи украшают свои дома в Рождество. В десятиминутном ролике я пройдусь по Chestnut Street и покажу вам световые украшения, замысловатые цветные феерии или просто огоньки на деревнях, фронтонах домов, кустах и дверных проемах. Вспомню Нью-Йорк, где я некогда увидел в первый раз рождественскую боевую раскраску, и расскажу, почему все эти ухищрения, создающие, конечно, ощущение праздника, все равно напоминают дешевую бижутерию, которой украшают себя за неимением чего-либо другого. Или это и есть цена той всеобщности, которая появляется в праздник и которая не может быть оригинальной, дыбы не разрушить единство и ощущение, что все еще живо и все еще будет.
Я однажды уже рассказывал о Хэмптон Бич, курортном городке в штате Нью Хэмпшер, в часе с небольшим езде от Бостона, ссылка на ролик о Хэмптон Бич я поместил в описание к этому видео. Поэтому я не буду рассказывать о нем подробно, только покажу как он выглядит утром, относительно тихий просторный пляж для среднего класса, чтобы вы ощутили контраст по сравнению и фейерверком, здесь же, после наступления темноты, в полдесятого вечера. Так получилось, что наш отель, Moulton Hotel, оказался расположенным как раз напротив того места, где этот фейерверк и устроили. Мы смотрели на этот праздник рукотворного огня с собственного балкона, иногда опуская взгляд на улицу, центральную улицу городка, тянущуюся вдоль кромки пляжа и узкой набережной. Уже во второй половине дня эту часть пляжа освободили от посетителей, установили батарею пиротехнической техники, и полдесятого начали пальбу. Не знаю, какому числу смотрящих на это зрелище пришла на память война в Украине, я за несколько дней в Хэмптон Бич с некоторым удивлением не слышал ни русской, ни украинской речи, так что мне пришлось отдуваться за многих.
Искусственная война c невидимым противником, регулируемый огонь, прирученная стихия. Фейерверк обладает целым букетом коннотаций, иллюзорное господство – именно то продается зрителю этого каскада цветного пламени. Примерно понятно, почему фейерверк у его изобретателей китайцев – часть религиозной церемонии, возможность кроить по своему лекалу эти громы и молнии, это временное заимствование у бога его прерогатив: грозить и демонстрировать свою силу, власть на природой, создание натюрморта из цветных траекторий, воссоздание образа цветка, бутона, раскрывающегося в небе, а затем рассыпающегося на части. И именно это, рукотворность огненного рисунка, его огромность и красочность, мгновенный расцвет или рассвет, и быстрая смерть в угоду смотрящему.
Можно идти по улице, вдоль сувенирных лавок, мини-магазинчиков и ресторанчиков с продажей еды на вынос, и делать вид, что тебя не касаются забавы массовой культуры. И поневоле фильтровать базар звуков, оглушительных залпов. Или остановиться на мгновение и посмотреть на этих ротозеев, надеющихся на мгновение приобщиться к морю цветного пламени и иллюзии силы и мощи.
У Владимира Соловьева, который не пропагандист на доверии у Путина, а религиозный философ и сын создателя «Истории России с древнейших времен», есть работа, где он пытается разобраться в этом сочетании смыслов огня, пожара, в рамках триединства Красоты, Истины и Добра. И он со всем тщанием разбирает как в отсветах огня, пламени люди видят или им кажется, что они видят, отражение граней смысла, рукотворной красоты и индуцированного добра, хотя это и иллюзия. И попытка показать тщетность игр с огнем в конце 19 века не уберегли от мирового пожара и мировой войны в начале следящего века. И та радость, казалось бы абсурдная, которая если не у всех, то у многих возникает в начале войны, она часть той же иллюзии, что рождается при рассмотрении ее младшего и бессмысленного брата – фейерверка, регулируемой работы огня. Здесь безопасного и иллюзорного, с фиктивными взрывами и грохотом, прирученная война без раненых и убитых, без мишеней и целей, война с природой, с искусственным врагом, растворенном в пространстве.
Не знаю, какому числу зрителей этого фейерверка вспомнились реальные громы и молнии украинской войны, увидел ли кто в этих почти невидимых пиротехниках на мирном пляже пародийного Путина, точно также развлекающегося канонадами и бомбардировками, сеющими реальную смерть и кровь. Но и этот фейерверк отчасти похож на войну, так как он плодит ложное ощущение силы и власти над звуком и цветом, узором и его разрушением.
В каком-то смысле перед нами формула массовой культуры – создать возможность столь бессознательно ценимого многими права отключиться от обыденности и вступить на территорию заимствованного смысла. Здесь также происходит остановка жизни, переключение стрелок и переход в рукотворную галерею из заимствованного времени. Пока длится фейерверк – нет смерти, жизненных неудач, разочарований и тщеты, есть лишь гондола, струящаяся по каналу параллельного пространства. А все, что за ним как бы аннигилировано, растворено, анестезировано: мгновение счастья, которое и состоит в том, что уметь отключиться и стать другим, без этой тяжести и гнета, а в рамках того, что строится на твоих глазах и рассыпается в прах, как одежда от моли. В широких шляпах, в длинных пиджаках, с тетрадями своих стихотворений, давным-давно вы превратились в прах, как ветки облетевшие сирени. Как эти цветы на фоне бархатного неба, мимикрирующего под черноту и темноту стихии, которая покоряется и расцветает, чтобы тут же умереть.
Мы как бы владельцы красоты, нам кажется она инструментом познания, а она инструмент обольщения, обмана, а на самом деле самообмана, столь нами ценимого и столь же упорно уклоняющегося от рамок формулы, то есть понимания. Это та морковка, которую жизнь располагает перед нашим носом, чтобы мы шли за ней, как за дудочкой крысолова, и не думали ни о чем другом.
Но все кончается, и никакой фейерверк, несмотря на свою иллюзорность, не может избегнуть общего цикла рождения и растворения в другой и никак не менее могущественной стихии. Рассвет, прибывание прибоя белого противника ночи, и уже ничего не свидетельствует о ночном безумстве. Как молоко, день поглощает цвет кофе, превращая его в бурду. У этого света свои забавы на том же пляже, внутри того же маленького городка, который тоже как цветок, упавший наземь, раскрывается бутоном на плоскости как карта, лежит в кажущемся изнеможении на границе синего неба с разводами облаков, моря-окияна, желтого песка, пытающегося предстать формулой белого. Хотя он всегда оттенок кожи, желтого и предательского, и только кажется что лежащего под нашими ногами для того чтобы отдаться нам как временная постель, пристанище на час.
Мы как бы выступаем за свои границы, поднимаемся над землей в очередном сеансе иллюзорного покорения стихии, но потом неизбежно начинаем спуск, словно приходим в себя, и встаем на ноги. Или продолжаем сидеть, на троне властителя собственной жизни, которая только делает вид, что принадлежит нам, как женщина, а нас самом деле расположена на границе между белым и черным, светом и тьмой, водой и землей. И так же иллюзорна красота, которую нам втюхивают как анестезию, и что делать, мы принимаем этот укол обезболивающего, чтобы не чувствовать боли хотя бы на мгновение. Зачем больше, мы ведь халифы на час, не правда ли?
Я давно хотел рассказать об этом месте, но откладывал сначала из-за пандемии, которая поставила шлагбаум для присутствия, а потом из-за войны в Украине, утверждавшей и продолжающей это делать его неуместность. Но, наконец-то, решился рассказать об этом в качестве антракта, как то, что существует или, по крайней мере, пытается существовать над происходящим. Что по разным причинам непросто, потому что история грохочет прямо над головой, плюс, как вы увидите, из-за мозаичного представления, быстрого смена планов и мельтешения картинок перед глазами. В результате главное предназначение моего рассказа – меньше испортить.
