•     Новости
•     Проза
•     Статьи
•     Видео
•     Галерея
•     Кафедра
•     Био
•     Критика и интервью
•     Друзья и годы
•     Архив

Текст, отобранный мною для предуведомления к шестой главке, почти не имеет никакого отношения к книжке «The bad еврей», но имеет отношение к ее идее: понять, почему я смотрел на проблему арабо-израильского конфликта с одной стороны в России и стал смотреть с другой в Америке. Ну и плюс очередная горячая фаза этого процесса, поэтому я скажу здесь то, что относится к сегодняшнему моменту куда больше, чем к тому времени, когда я писал про себя как плохого еврея более 10 лет назад.

Отношение к палестино-израильскому конфликту одна из демаркационных линий, разделяющих то, что именуется постсоветской интеллигенцией, на относительно новую и как бы вменяемую часть и что-то сдавленное, деформированное, но сохраняющее именно что советскую культурную парадигму, в которой национальная идентичность и, в частности, еврейство — признак партикулярной, но сокровенной партийности. Что-то вроде конфликта отцов и детей в культурном, прежде всего, понимании поколений. Конечно, таких демаркационных линий несколько, но именно здесь она пролегает в верхнем пласте, выходит периодически на поверхность, потому что ее не скрыть за привычным умолчанием, как в случае отношения к приватизации или ельцинскому периоду первоначального накопления капиталов (как реальных, там и символических). Национальная идентичность в смысле очерчивания, узнавания своих, в том числе по этническим признакам всегда проявляется отчетливее, ибо это как раз то, что надо прятать и при этом обнаруживать, как богатство, иначе зачем оно вообще нужно.

Грубо говоря, две версии. Одна, как ни смешно, правовая: есть решение ООН об образовании двух государств, общем Иерусалиме и другие решения ООН, определяющие территории, захваченные Израилем, как оккупированные, а согнанных или выдавленных с этих территорий – как беженцев. И вторая позиция, во многом просто камуфлирующая право сильного: Израиль завоевал эти территории, в том числе во время войн, не им начатых (хотя и во время войн, им начатых тоже), они уже давно фактически находятся под контролем Израиля, и осталось только добиться их признания мировым сообществом. Плюс соображения, что если выполнить все решения ООН, то Израиль может попрощаться со своим статусом национального государства, и ему придется договариваться и абсорбировать миллионы арабов, этой землей владевших по меньшей мере до 1967, не говоря о 1948.

То есть можно эту проблему припудривать, загримировывать, привносить в нее культурологические и спекулятивные рассуждения о цивилизации, которую якобы олицетворяет Израиль, настаивающий, что имеет право на земли им захваченные. Плюс международное право, от которого не оступятся ни в ЕС, ни в правительстве многих европейских стран, ни большая часть демократов США и практически все (за ничтожным изъятием в пользу микроскопического представительства правых в науке и журналистике) интеллектуальное, университетское и медийное сообщество.

Дело не в так называемой левизне американских университетов, дело в том, что это в общем и целом единая позиция, с которой солидарна (и, скажем с нажимом: не может не быть солидарна) та часть вменяемых российских интеллектуалов, которые имеют представление и опыт сотрудничества с западным сообществом. Этой позиции противостоит большая часть – скажем так – старой, постсоветской интеллигенции, которая пытается сохраниться в резервации российского отщепенства, и здесь стоит упомянуть одну важную деталь. Формально от мирового сообщества Россию отгораживает путинский режим, которому обе части, расположенные по разные стороны демаркационной линии, оппонируют. Но совершенно неслучайным образом в некоторых вопросах и проявлениях путинский режим и оппозиционная ему старорежимная интеллигенция совпадают. Они почти в равной степени не принимают идеи толерантности, положительной дискриминации, неприятия сексуального принуждения и прочего, в том числе, интерпретации оккупации Израилем палестинских территорий, как исторической данности. Происходит это во многом из-за ложной национальной идентичности, требующей эмпатии (и, значит, возвышающей в собственных глазах, как благородное поведение) не по отношению к лишенным земли и родины палестинцам, не имеющим равных прав в Израиле даже при наличии гражданства, а именно к евреям с их апелляциями к Ветхому Завету, исторической интерпретации прошлого. Да и просто к родным и приятелям, живущим в Израиле и мечтающим о мире, но таком, чтобы эти варвары-палестинцы с их кассамами провалились куда-нибудь в тартарары и дали пожить спокойно остаток лет.

Архаичность этих преставлений восходит еще к советским временам, когда поддержка Израиля оказывалась символической поддержкой советского еврейства, ущемленного в правах, а также того перспективного продолжения, которым во многом и для многих представал Израиль. На сам Израиль переносилась тень жертв Холокоста, что обретало дополнительную защиту, но эта сложная схема самоутверждения давно устарела, Израиль тщетно пытается заслониться жертвами катастрофы от упреков в копировании поведения нацистов и апартеида в ЮАР, и имеет отношение только к выявлению устаревших взглядов тех представителей постсоветской интеллигенции, которые ее придерживаются.