Характерны прямо противоположные оценки неожиданного наступления Украины в Курской области среди сторонников Украины (как внутри, так и снаружи) и военных экспертов. Первые восторженно оценивают рейд Украины на российскую территорию и говорят о воодушевлении, столь необходимом на фоне медленно, но продвигающегося наступления России на донецком и харьковском направлениях. Мол, и Украина умеет наступать.
Вторые, авторитетные военные эксперты, отмечают рискованность и опасность украинского маневра. Так, Der Spiegel размещает интервью с военным экспертом Европейского совета по международным отношениям Густавом Гресселем под заголовком «Курский маневр может ознаменовать военный конец Украины», в котором утверждает, что расчет на то, что наступление под Курском заставит Россию снимать военные контингенты с донецкого и харьковского направлений, несостоятелен. Россия способна справиться с украинским наступлением без снятия войск с других участков фронта, а вот расширение линии фронта выгодно, прежде всего, России, так как у нее больше оружия и солдат. Наступление в Курской области, конечно, неприятно для руководства России, оно вдохновляет украинцев, но в результате с большой вероятностью выиграет Россия. Путин направит в Курск больше военных, будет сдерживать и изматывать Украину, которая будет вынуждена снимать резервы с других участков фронта и направлять на бесперспективное направление в Курской области. В результате у украинцев на донбасском направлении будет недостаток сил. «Они больше не смогут удерживать фронт до тех пора, пока он не рухнет. Тогда Украине придется эвакуировать Курск и отбросить свои силы на восток. Там будут большие территориальные потери, и Путин снова будет иметь шанс выиграть войну военным путем».
Примерно о том же говорит военный обозреватель немецкого издания Bild Юлиан Репке, утверждающий, что, несмотря на всю сопутствующую наступлению на Курск эйфорию, он до сих пор не понимает украинской стратегии и опасается, что она приведет в результате не к усилению украинских позиций, а к их ослаблению.
О том, что наступление на курском направлении это ошибка, чреватая тактическими приобретениями и стратегическими потерями, говорит и российский военный эксперт Руслан Левиев. Если бы у Украины были силы, прежде всего людские, для наступления, то лучше было бы прорвать фронт возле Донецка, что могло бы привести к существенным и позитивным изменениям, а не заниматься авантюрами на курском направлении, чреватыми большими потерями и разочарованиями.
При этом тот же Густав Грессель постоянно увязывает военные успехи Украины с поддержкой ее западными странами: эта поддержка будет сохраняться, пока у Украины остается шанс противостоять Путину, если же украинский фронт рухнет, поддержка сократится, и сторонники Украины будут требовать от нее согласия на перемирие.
Здесь, возможно, имеет смысл взглянуть на ситуацию с точки зрения символической экономики, которая оценивает те или иные действия с помощью возможности конвертации. Конвертации в материальной и символической же сферах. Скажем, начатая Путиным война против Украины, конвертировалась, конечно, в символический подъем внутри России и отчасти среди стран Глобального Юга, умеренно, но сочувствующих поражениям Запада, бывшим своим колонизаторам. Но в материальном плане украинская война обернулась для России огромными и невосполнимыми материальным потерями, неизбежным экономическим отстаиванием и стагнацией, а также изоляцией среди стран, наиболее технологически продвинутых и готовых делиться своими достижениями только с теми, кто играет по общим правилам.
В этом плане нынешнее наступление Украины на курском направлении столь же ошибочно, так как легко конвертируется в быструю реакцию эйфории от переноса войны на территорию противника и агрессора, но в материальной сфере грозит существенными (если не катастрофическими последствиями), провалом на основном участке фронта и потерей доверия сторонников из числа стран Запада, чья помощь Украине не заменима.
Что в очередной раз указывает на культурные (в данном случае – символические) совпадения между Россией и Украиной, очень часто стратегию приносящие в жертву сиюминутной тактике.
Статусные либералы-эмигранты ожидаемо набросились на Кара-Мурзу, Пивоварова и Яшина, только успевших поменять тюремную робу на гражданскую одежду, за критику ими санкций против России, по сути поддерживающих юридически ничтожную идею о коллективной вине всех российских граждан за войну путинского режима против Украины.
Неважно, что за свои антивоенные высказывания и критику репрессивной политики Путина они получили чудовищные сроки тюрьмы (как тот же Кара-Мурза, приговоренный к 25 годам), в то время как статусные эмигранты покинули Россию как только начавшаяся война положила конец их возможности сидеть на двух стульях — не больно и не опасно критиковать Путина и одновременно зарабатывать на этой критике внутри путинского режима.
Понятно, что начало войны, обернувшейся крахом их удобной и половинчатой позиции, стало восприниматься либералами, как эпохальное событие, все разделившее на «до» и «после». И их истерическая поддержка Украины стала чем-то вроде партийного ценза: нет ничего, кроме интересов Украины, которая должна победить Путина и доказать нашу правоту.
В то время как позиция тех, кому не надо было доказывать свою праведность, признавая несомненную преступность и агрессивность войны, начатой Путиным, как те же Кара-Мурза и Яшин, не согласны с коллективной виной всех граждан России, не согласны с продвигаемым проукраинской пропагандой тезисом о неполноценности русских с их имманентным имперским чувством и ненавистью к свободе. Как, впрочем, и с тем, что война идет не между авторитарным режимом Путина и бывшей колонией России Украиной, а между украинцами и орками-русскими.
У этого экспрессивного и показного украинофильства и презрения к России, оказавшейся в подчиненном положении к диктаторскому режима в том числе и потому, что сами либералы вместо поддержки и продвижения идей и ценности солидарности, почти сразу пошли в услужение разбогатевших на неправедной приватизации и залоговых аукционах, занимая вполне конформистскую позицию на протяжении десятилетий сначала ельцинского, а потом и путинского правления.
У ставшего новой либеральной религией украинофильства есть вполне конкретные и корыстные причины, а также причины мировозренческие, не менее важные. Истеричное украинофильство очень удобно, можно возвышать себя, упрекая других в недостаточной верности несчастной Украине под военным сапогом России. Но это и выгодно, так как позволяет своей праведностью зарабатывать гранты, выдаваемые под давлением украиноцентричной политики многими из европейских, особенно балтийских стран, дождавшихся, наконец, когда можно отомстить России за десятилетия страха и унижения. Помогает также украиноцентризм продвигать различные интернет-ресурсы, где присутствие русскоязычных украинцев преобладающе и обеспечивает необходимую монетизацию.
Но в показном украинофильстве есть еще один не менее важный аспект: это давнее презрение и страх перед теми, кого именуют простым русским народом, якобы обеспечивающим все консервативные и мракобесные тенденции имперской и великодержавной российской политики. Выпуская из виду собственную ответственность, ответственность интеллектуалов, главная задача которых не рецензии или статьи на спектакли писать, а создавать путь по звездам – доказательную и убедительную ценностную картину, которая могла бы поспорить за влияние с великодержавной пропагандой, традиционно используемой российской властью для манипуляций общественным мнением. Но для этого нужно быть такими же непреклонными и верными своим идеям, как Навальный, Кара-Мурза, Яшин, те члены команды ФБК, которые тоже пошли в тюрьму, не желая выбирать слабый путь – эмиграцию при первых признаках опасности.
В спасении свой жизни и благополучия нет ничего преступного или зазорного, оно появляется, когда собственное и вполне сомнительное со многих точек зрение поведение выдается за эталонное. А тех, кто оказался непреклонным и верным себе и своим идеям, осуждать за якобы недостаточную поддержку Украины.
Но в этом показанном украиноцентризме стоит немного разобраться: то, что нападение на Украину было агрессивным и преступным мало кто оспаривает, но тот факт, что Украина стала жертвой этого нападения, не означает ни того, что статус жертвы наделяет ее рангом святого в белых одеждах, ни то, что только поддержка Украины в войне против России способна освободить и Россию в результате ее неминуемого поражения.
Но мало того, что поражение России далеко не очевидно (хотя в историческом плане восстановление территориальной цельности Украины возможно), сама Украина под влиянием войны все больше становится похожа на Россию, да и была изначально мало от нее отличимой, как почти все бывшие советские республики. Разве что была меньше, что, возможно, главное.
Понятно, среди сонма российских аналитиков-эмигрантов нет никого, кто, как Андрей Баумейстер, указывает на создание в Украине уже не авторитарного, а тоталитарного режима, почти полностью контролирующего доступную телезрителям информацию о войне и держащегося за власть никак не меньше путинской клики.
И совершенно пропагандистскими и недобросовестными выглядят стремления представить украинцев как поголовно свободолюбивых и демократичных по сравнению с рабами-русскими, всегда покорных верховной великодержавной власти и идеям агрессивного русского империализма, за что их и нужно награждать коллективной виной и стремиться к развалу и уничтожению России.
Здесь можно было бы провести ряд доводов, скажем, о том, что война в Афганистане, никак не менее кровавая и жестокая, не привела к утверждениям, что за нее отвечают все те, кто жил в преступном Советском Союзе, в том числе и украинцы. Или что с протестами против ввода советских войск в Чехословакию вышли на Красную площадь в Москве, а не в Киеве. В том числе потому, что провинциальные, советские украинские власти были куда более жестокими, нежели столичные.
И точно так же как сегодня простой люд, обыкновенные поденщики, вынуждены зарабатывать себе на жизнь, работая в том числе на военных заводах, на войну во время афганской кампании и вообще всех подавлениях всплесков свободы в Восточной Европе работали практически все без исключения советские граждане.
Так что ненавидящим этот самый простой люд либералам-эмигрантам не стоит спихивать с больной головы на здоровую: обмененные на шпионов и убийц российские политики, доказавшие мужеством верность своим идеям, не нуждаются в подверстывании под очередную конформистскую присягу сильному со стороны либералов, пытающихся своим украинофильством заслужить индульгенцию за десятилетия трусости и половинчатости.
Лучше вспомнить, что для российской интеллигенции защита обиженных и оскорбленных, того самого простого люда, не защищенного ни образовательным, ни социальным статусом, была неотменяемой заповедью, от которой нынешние либералы отказались, пойдя на службу богатым, сильным и вообще тем, кто платит.
Безусловно, мне понравилась пресс-конференция Яшина, Кара-Мурзы и Пивоварова, я, скорее всего, как многие испытывал редкое чувство гордости за соотечественников, настолько непреклонных, настолько принципиальных, настолько преданных своей политической миссии и свой стране без каких-либо изъятий и компромиссов.
Мне понравилось и то, как Пивоваров и Кара-Мурза говорили о неправильном направлении санкции против России, протестуя против уравнивания путинского режима и Путина с Россией (Пивоваров) и перенесения тяжести санкций с конкретных людей и чиновников, ответственных за путинскую политику войны и репрессий, на простых граждан (Кара-Мурза). Тот же Кара-Мурза напомнил, что они с Немцовым, став инициаторами самых первых санкций по поводу гибели Магнитского, с самого начала отстаивали санкции адресные, не против страны, а против конкретных людей и чиновников, ответственных за преступления режима.
И тут стоит отметить, что в эмигрантской среде практически таких нет, за исключением всего нескольких персон, больше занимающихся лоббированием интересов политэмигрантов и декларирующих участие именно в российской политике (пожалуй, за исключением только Юлии Навальной и ФБК). Потому что вообще-то российской политикой, о которой говорил Яшин, никто больше не занимается, и совершенно не случайно.
И тут уже можно подумать о том, как может сложиться судьба этих трех первых политиков, появившихся в эмиграции после их яркого и мужественного поведения внутри путинского режима, а их политические действия в эмиграции столкнуться с рядом серьезных и непременных препон.
Потому что, если они продолжат проявлять столь выгодно отличающую их принципиальность и непреклонность, то они столкнутся с доминирующим трендом эмигрантского сообщества, у которого место принципиальности (если она была) заняла ангажированность. И не потому, что они такие плохие и малодушные, а потому что сами в свое время столкнулись с рядом обстоятельств по выживанию в обстоятельствах войны их страны против Украины и отчетливого доминирования проукраинского дискурса.
Более того, чтобы сразу спуститься на землю, стоит обратить внимание на то, какие варианты заработка остались у российских оппозиционных эмигрантов, когда они после начала войны и репрессий релоцировались в Европу (а большая часть политэмигрантов осела именно в Европе).
Два вида заработка присутствуют в ассортименте попыток продолжения политической деятельности – получение грантов и участие в деятельности независимых СМИ (таких как Дождь) или ютюб-каналов. И тут трем принципиальным и непреклонным российским политикам, обмененным Путиным на своих шпионов и убийц, предстоит узнать, что политика в сфере грантов почти полностью определяется радикально националистическим трендом в украинской политике, интерпретирующей войну, начатую Путиным, не как войну его режима против независимых и проевропейских тенденций украинского общества, а как войну украинцев против орков-русских.
Более того, если проанализировать аудиторию независимых эмигрантских СМИ и ютюб-каналов, то она в большой степени представлена русскоязычными украинцами, и ни ведущие ютюб-каналов, ни их гости-эксперты не решаются пойти против основных тенденций своей аудитории, и говорят вещи, которые не приведут к обиде и оттоку существенной части своей аудитории, что тут же повлияет на монетизацию.
Это требует продуцировать постоянные и не сбывающиеся катастрофические прогнозы, касающиеся перспектив путинской экономики и политики, чтобы утешать, успокаивать свою аудиторию неосуществимыми или очень неблизкими надеждами. И никакой линии на осуждение неправильного и несправедливого уклона санкционной политики, предпочитающей не выискивать конкретных виновников ее, а наказывать все общество, почти все его страты по принципу, раз вы не боретесь против вашего Путина, вы все в ответе за его действия.
Поэтому вместо реального освещения дел с выяснением настоящих причин и следствий в информационном пространстве доминируют вполне ангажированные и конформистские успокоительные версии происходящего, и трем российским политикам придется очень скоро с этим столкнуться и это осознать, как главное препятствие на ниве их желания продолжать заниматься российской политикой.
Особенно трудно придётся именно Яшину ввиду его особой складки непреклонности и принципиальности, и то, что он категорически не хотел эмигрировать, что отказывался от фактической депортации в рамках этой странной процедуры обмена без соответствия юридическим практикам, это во многом разумно и рационально. Потому что и мужество – это не универсальное свойство, мужество боксера и канатоходца, а тем более публициста или даже поэта отличаются областью применения сил и мастерства, и Яшин, безусловно, один из самых мужественных российских политиков, не отступавший ни перед какими угрозами. Но мужество российского политика в эмиграции, и он это быстро осознает, совершенно иное. Непрерывно ругать и проклинать путинский режим, прогнозируя ему скорый и неизбежный крах, это всего лишь вынужденная личина эмигрантского конформизма. Это безопасная линия поведения и в том числе поэтому бессмысленная.
И если только появившиеся на европейской сцене и счастливо спасенные Яшин, Кара-Мурза и Пивоваров (как, впрочем, и остальные участники обмена, но среди них больше всего не политиков, а активистов, честных мужественных людей, инстинктивно поднявших голос против войны и репрессий), то они вынуждено упрутся в ангажированный конформизм, доминирующий сегодня в оппозиционной эмигрантской среде.
Да, есть, конечно, вполне качественная аналитика типа проекта Re: Russia Кирилла Рогова, но и она, вполне аналитическая во всем, что не касается украинской политики, которую они избегают анализировать из-за опасения попасть под давление проукраинской аудитории. А это естественно и легко вычленяется, бросая тень подозрения и на всю остальную аналитику, несвободную в одних частях и возможно или отчасти несвободную и в других.
Так что трем российским политикам, если они решатся не выживать как все, и не плыть по течению с ангажированным и предсказуемым руслом, нужно будет выбрать, либо войти в принципиальный конфликт с большей частью либеральной российской эмиграции, либо перестать быть собственно российскими политиками. И это очень непростой выбор, чреватый конфликтами.
Обмен российских политзэков на российских же шпионов, кажется, позволяет облегченно вздохнуть. Если не всем, то многим. Понятно, родственникам зэков; большей части их самих, хуже путинских застенков только сталинские, да и то не всегда; нам, кому это не безразлично; живущим в России, все-таки, хотя имидж режима вряд ли улучшится, в самоощущении от его бытования появляется некоторое отдохновение, что ли (возможно, временное и обманчивое). И даже российским властям: какими бы садистическими соображениями они не руководствовались, иметь столько гниющих заноз в своем теле, от которых транслировалось немало ненужного им шума, — от этой проблемы они, по крайней мере, на время избавились.
Можно посокрушаться о Саше Скобове, мне особо близком, о бывшем мундепе Алексее Горинове, о слишком хорошем отце Алексее Москалеве (не воспитывайте детей хорошими людьми при диктатуре, это порой контрпродуктивно), о несчастном Дмитриеве, наконец о Беркович-Петрийчук, которые опровергают легкое предположение, что при освобождении, прежде всего, думали о том, чтобы снять сливки и выбирали по рейтингу известности. Хотя, скорее всего, их (Беркович-Петрийчук), возможно, не успели включить в список, составлявшийся давно, правда, личного зэка-немца от Лукашенко включили оперативно. И я не знаю, смогут ли организовать еще один обмен в скором времени, а молодым женщинам год тюрьмы идет за четыре войны.
Скоро станет известно, давали ли согласие на обмен Яшин и Кара-Мурза (Орлов уже сказал, что не давал), они вернулись в узилище добровольно и вполне сознательно, и хотя русская тюрьма лечит от благодушия, возможно им будет труднее найти себе место в эмиграции. Со смущенной душой я представляю почти неизбежную сценку встречи Яшина и Кара-Мурзы с мэтрами эмиграции Ходорковским-Пастуховым-Каспаровым, их участие в каком-нибудь Форуме Свободной России или съезде в Берлине и появление в качестве говорящих голов в популярных ютюб-каналах, для которых они хороший и законный способ увеличения числа просмотров.
Тут противоречие не только в масштабе, но и во времени и пространстве, заслуженные эмигранты и популярные блогеры принадлежат настоящему эмиграции и прошлому России, политзэки, предпочевшие тюрьму зарубежному благоденствию, сознательно пошли через муки в будущее по мосту с одним концом, и возвращаться в прошлый век и банальность – возможно, будет затруднительно. Не то, чтобы я считал всех политэмигрантов пустыми людьми, но не очень понятно, что приобретут те, кто поместил себя, как ножку циркуля в центр боли и бури, от декораций иллюзорности и совсем недавнего (хотя и свежего тоже) конформизма?
Конечно, есть еще ФБК, состоящий из людей другого закала, другой складки, опыта и поколения, но Навального, увы, больше нет, а как сложатся их отношениях с Волковым и Певчих, предполагать трудно. Конечно, всегда есть страшная траектория романа «Подвиг», но второй раз входить в одну и ту же воду даже героического градуса посоветовать сложно.
Это так, наиболее поверхностные и очевидные соображения о встрече политзэков и эмиграции, которая при кажущемся благодушии и глубокомыслии есть во многом иллюзорная попытка делать хорошую мину при плохой игре. Конечно, все мы смертны, в том числе и внезапно, но кто помешает Путину пережить Байдена и еще понянчить внуков Трампа, я не знаю. Но слишком уж значимые и отчетливо как бы лучшие люди нашей несчастной страны (в ее самом последнем развороте) оказались сегодня в самолетах над Европой и Америкой, чтобы вместе с радостью об их, наконец, свободе не испытывать смущение и опасение от того, что они получат в итоге.
Речь пойдет в итоге о политике и политических пристрастиях, но то, о чем я хочу сказать, в каком-то смысле универсально. Нет однородных вещей. Чистых и однообразных в своей структуре, а если есть, то они просто исключение. Все лишь — пропорция.
Даже, не знаю, чистота, доброта, святость. Помните, как расстроился один из героев романа Достоевского, когда умерший старец Зосима «провонял»? Потому что он оказался состоящим из частей, какая-то часть, бОльшая или преобладающая казалась или представлялась чистой, святой, но что-то оказалось другой консистенции, другой природы.
И так — в общем и целом — во всем. В том числе в том, что именуется или приобретает репутацию почти очевидно дурного, злонамеренного, жестокого. Но и здесь нет чистоты материала, и всегда находятся вполне честные свидетели, которые приводят случаи, примеры бескорыстия или даже намека на благородство, какая-то непременная собака с повисшим ухом, какая-то заботливость к случайному клерку, прожилки светлого в черном мраморе. Или просто не вполне черного.
На этом, кстати говоря, построена пропаганда: она прекрасно знает, что все есть лишь пропорция между полюсами, не оттенки серого, но перелив от одного к другому, спектр. И нужно просто играть на нужной части клавиатуры, увеличивая пропорцию в нужную сторону. Типа, раздвигая меха аккордеона.
Да, история, которую, как принято считать, пишут победители, вроде как расставляет акценты, кажущиеся окончательными. Но ровно до той поры, пока вам самому не захочется погрузиться глубже и упереться все равно в пропорцию. И то, что выглядит однозначным или кажется таким, всегда будет соотношением сторон и частей. И договориться здесь невозможно, потому что мы – если интеллектуальное подменить для наглядности физическим – смотрим со своим ракурсом, в котором, в зависимости от нашего отношения с предметом – светлое кажется светлее и уж точно преобладающим. А темное – лишь деталями, не меняющими сути. Или наоборот.
И попытка доказать тому, кто смотрит под другим углом, что вот в этом предмете темное затмевает светлое до такой степени, что и света не видать ни зги, мало плодотворно. Потому что другой наблюдатель видит эту пропорцию, это соотношение сторон, эту дробь между пустым и полным иначе, ибо эта дробь уже включена во множество внутренних конвенций (точно таких же пропорций). А разрушать эту связь – это поставить под угрозу собственное равновесие. А это то, чем мы дорожим, даже не всегда понимая, когда все началось.
Потому как то, что нам нравится (не будем говорить – любим) мы видим со стороны света, и свет светит нам в лицо, позволяя видеть лишь в общем, опуская ненужные и лишние детали. А то, что нам не нравится, что мы ненавидим – предстает прекрасно освещенным, даже избыточно освещенным, так что все детали рельефны, как старческие морщины, а общее теряется за приступом негодования.
Поэтому понять, почему у Путина столько сторонников внутри России сложно без упрощения и унижения их позиции, низведения ее до банального страха или корыстолюбия, которые, конечно, есть, но никак не меньше, чем у нас, воинов света, поддерживающих пятое и десятое вроде как по причине свободного выбора, но это все равно пропорция. И так по любому, собственно говоря, поводу: адепты 7 октября в отношениях Израиля с палестинцами Газы уверены, что все началось с этого чудовищного теракта. А сторонники палестинцев, что 7 октября лишь одна десятитысячная этого 7-го, ибо эти 7, 8 и 9 каждый день из полувека и нету сил их считать. И первые, и вторые понимают и даже видят перед собой пропорцию, но видят так и под таким углом, что темное в светлом сдвигается до неразличимого или малозначимого штриха, а светлое в светлом сверкает как искусственный алмаз с лучом солнца между граней.
И точно так же не работают аргументы, потому что они при любом тщании и строгости отбора приобретают цвет партийной принадлежности по причине того, что поневоле (или без неволи) увеличивают темное или светлое, в зависимости от взгляда.
Но я далек от признания относительности всего и отсутствия истины, на чем настаивает путинская пропаганда, хотя истина действительно отсутствует (или присутствует как пропорция), а относительность не обладает статусом отказа от ответственности за содеянное. Просто законы больших чисел, которые, в отличие от нас не просто разбираются в относительности лучше и подробнее, рано или поздно приводят в равновесие то, что кажется, не знаю, надругательством над правдой и милосердием или просто попыткой честности. Потому что, кроме попытки этой и других, у нас нет более точных приемов, хотя и попытка это пропорция.
Размышляя о возмущении по поводу кощунства, глумления и оскорбления святынь и религиозных чувств имеет смысл вспомнить о двух способах разбивки парков — регулярный и английский. Регулярные, которые еще именуют французскими, хотя они возникли в Италии в эпоху Возрождения, это такое строго геометрическое заполнение пространства с баскетами и партерами; Петр I, с его политикой карги-культа и попыткой перенести все внешние принципы цивилизации, применял это в Петербурге. А английский парк – как бы естественный, без повторяющихся и симметричных элементов, природный, пейзажный парк.
В этом смысле большая часть церемоний открытия Олимпиад (везде, в том числе в России или Китае) ближе к регулярному парку, все строго симметрично, выверено, красиво (хотя красиво здесь и есть синоним симметрии и цитатности), парижская церемония – это вроде как куда больше английский парк с его прокламацией естественности, подобия человеческой природы, которая, конечно, принципиально далека от гармонии и симметрии, хотя и подчас утверждает, что молится им.
Еще один аспект — это принадлежность процедур открытия Олимпиад к массовой культуре, а массовая культура при всей ее тривиальности и нарочитой бедности потребностей куда ближе к регулярности, нежели естественной пейзажности. Массовая культура, как способ надеть шлейку, узду и шоры на человеческую натуру, и предназначена для приведения социума в относительный порядок. Порядок, постоянно нарушаемый, недостижимый, но все равно существующий как мираж, как морковка перед носом осла.
Высмеивание и кощунство над серьезностью в том числе религиозных норм – точная такая же европейская норма как карнавалы, парады, в том числе травестийные, весь этот Хэллоуин, Рабле, актуальное искусство, Бахтин, Пазолини, неслучайно вышедший в путинской военной Москве с закрашенными черным страницами и строками. Разница только в том, что процедура глумления над святым для перераспределения той энергии или власти, которой обладают и накапливают святыни, в пользу художника, принадлежат принципиально отделенному от массовой культуры чердаку (хотите – мансарде) культуры инновационной.
Организаторы парижской церемонии попытались перенести давно ставшие банальными (но все равно, как мы видим, действенные) приемы в один из самых популярных сегментов массовой культуры, и ее потребитель естественным образом возмутился, ощутив себя лишенным равновесия, палуба тихо поехала вместе с крышей, и он потребовал все вернуть взад.
И с точки зрения стратегии регуляризации социального пространства, то есть лицемерия и условности, построенных на норме (иллюзорной, конечно, но все равно работающей), это существенное нарушение кодекса. Не видя или не понимая, что само социальное и культурное равновесие достижимо только при существовании двух полюсов – регулярности и выворачивания этой регулярности на изнанку, что та же европейская культура (в отличие, например, от русской, где скоморохов пиздили всласть и издревна) эксплуатировала эту многополярность как качели, этот образ вроде как сложной устойчивости. По принципу: туда, сюда, обратно – тебе и мне приятно.
Кстати, она из причин гибели авторитарных и тоталитарных обществ (советского, нацистского и пр.), в их строгой и пафосной серьезности, моноцентричности и отсутствии культурного равновесия, которое, как ни странно, требует полюса разбалансировки и сброса избыточного пафоса в виде вышучивания и глумления над святым. И путинская Россия погибнет не от санкций или поражения во внешней войны, а от того, что возвела в абсолют — традиционность, и молится ей как языческому капищу.
