Мужской секc
Это не про Харви Вайнштейна, не про sexual harassment и эпидемию разоблачений, а вообще.
Я не открою нового, но попробую переформулировать известное: для мужчины секс — удовольствие, совершенно необходимое, и инструмент унижения, необходимый никак не меньше. Удовольствие входит в конструкт мужчины, как способ подтверждения его владычества и существования, а вот об унижении, которое доставляет ему не меньшее удовольствие, стоит подумать. Понятно, что удовольствие от партнера (в гетеросексуальном случае — женщины) и унижение ее же.
Этот двухтактный двигатель описывается в известных каждому словах, в том числе всамом употребительном, пушкинском — выебать. Грубая форма многих слов, объясняющих смысл секса по-русски (рассуждать об этом на другом языке я не осмелюсь, хотя не думаю, что разница велика) многократно объяснено: дискриминация тела и телесного, характерная для архаических, традиционных культур, призывает грубость в качестве ширмы ханжества.
Да и потом ругательства аккумулируют наибольший запас нежности: поэтому во время секса мужчины шепчут партнёру (партнёрше, остановимся на гетеросексуальных отношениях, как более подходящих для нашей темы) грубые слова с нежной, иронической или эмоционально окрашенной интонацией.
Об особой энергетике ругательств в любви писали ещё формалисты. Но даже для выражения любви к собаке подобное объяснение, в общем, работает: лаская собаку (или кошку), мы ее нежно ругаем. То есть обзываем, интуитивно понимая, что в грубой форме можно аккумулировать больший запас любви, и ругательство — наиболее удобный сосуд для сохранения наших чувств.
Рассуждать об удовольствии от секса малоплодотворно: о любви не говори, о ней все сказано. А вот об унижении партнера, которое является составной частью мужского сексуального действия, можно сказать подробнее.
Само слово выебать (оттрахать, отфакать, отыметь и т.д.) имеет два взаимоисключающих смысла, рифмующихся с мужской сексуальностью. Совершить половой акт (акт любви, соития, интимного контакта) и унизить, опустить, продемонстрировать доминирование над партнёром.
И не только. Выражение: меня Сидоров (начальник) поимел сегодня перед строем/коллегами/знакомыми. Очень часть добавляется: публично, в жопу, в рот (что говорит не о гомосексуальности отношений с Сидоровом, а о силе унижения, причинённого имвашему самолюбию).
Начнём с попытки лингвистического анализа. Выебать — сообщение о совершенном акте, действии в прошлом, о том, что имело место, но завершилось. Или, напротив, которое планируется. Причём в первом случае исправить ничего нельзя, все уже произошло. Глагол совершенного вида. А если говорить о семантике, то уже в самом этом глаголе превалирует не удовольствие, а насилие, унижение. Если и удовольствие, то как от изнасилования, невольное, навязанное, индуцированное, привнесённое. А вот насилие и унижение представляют главную тему интерпретации действия.
Можно, конечно, поговорить о необходимости насилия и унижения, причём не в смысле автора книги «Агрессия», когда насилие является естественной формой борьбы вида за выживание. Нет, потребность сексуального унижения женщины (на словах, в отзывах, браваде по поводу совершения акта) — это внутривидовое насилие, насилие используемое мужчиной для подчинения женщины, которая, конечно, представляет для мужчины многоликий объект.
Объект, совершенно необходимый не только для продолжения рода или получения различного вида услуг и благ, но объект, который традиционной культурой предназначен ему для демонстрации доминирования в рамках непрерывно идущей войны полов.
Многое свидетельствует о том, что мужчина не только любит женщину, но и боится ее. Правильнее сказать: мужчины любят женщин и опасаются их. Посему и подвергают ее/их дискриминации с архаических времён по самое что ни есть цивилизованное и политкорректное время набирающего силу феминизма.
Легче всего это можно увидеть в религиозных практиках: во всех религиях (всех?) и всех конфессиях женщина традиционно подвергается демонстративной публичной дискриминации. Она или вообще не может находиться с мужчиной в одном молельном помещении или отправляется на подчёркивающий ее второсортность и второстепенность (униженность) уровень — скажем, другой этаж. Ей нельзя входить в сакральное пространство (алтарь), запрещается занимать зарезервированные исключительно за мужчинами сакральные должности (исключения известны). Женщина — не чиста, причём только потому, что она женщина. Фиктивный (и очень удобный) довод для подтверждения прав на доминирование.
Женщину также традиционно лишали и лишают гражданских прав, бытовых (скажем, входить в автобус в переднюю дверь и сидеть в первой его половине). А если что и даруется с барского плеча, то ношеное, сэкондхэнд второго сорта, подчёркивающееунижение.
Причём, несмотря на успехи феминизма и, казалось бы, прогресс в тех или иных областях — это соревнование Ахилла с черепахой. Догнать невозможно. Или затруднительно.
Страх мужчины/мужчин понятен и объясним. Подчиненное положение женщины не только удобнее, как для плантатора из южных штатов эпохи Линкольна, наличие рабов. Так безопаснее и легче сохранить привилегии.
Женщина сегодня не обязательно раб, очень часто она — раб, получивший вчера или позавчера свободу от господина, вольноотпущенник. Но рабский бэкграунд постоянно подчеркивается, неважно, в патриархальной или толерантной форме. Женщина живет, памятуя о своём былом или настоящем рабстве, и забыть об этом не может, так как ей этого не позволяют.
Можно повторить, что доминирование важно для мужчины в экономическом и психологическом плане. Как эксплуатация и использование женщины в роли объекта для самоутверждения.
Я не хочу сказать, что это не значимо или менее значимо, чем то, о чем я скажу ниже. Но во многом социальное, правовое, экономическое осознание женщины имеет исток в мужской сексуальности. А именно: в изменении состояния до и после коитуса. Нежность и благодарность за сотрудничество до и опустошение, равнодушие, умиротворение пополам с раздражением после.
Две стороны этого процесса проявляются, в том числе, во многих психофизиологических аспектах сексуального переживания. До момента получения сексуального удовлетворения и после мужчина имеет отношение с разными женщинами. До — приукрашенный, отретушированный вожделением образ, и неуклонноменяющийся после: облик экстренно дурнеет, объект скоропостижно дуреет, увядает, стареет, превращаясь на глазах из принцессы в лягушку.
Что и отражается в семантике двух глаголов: ебать (полноценный, хотя и противоречивый процесс, развивающийся как музыкальная фраза от прелюдии до концовки с пометкой «крещендо») и выебать, из которого удовольствие и благодарность улетучивается мгновенно, как из опрокинутой бутылки молоко. И оборачивается раздражением, сожалением о необходимости искать и зависть «от ее сомнительных услуг». Об этом писал и поздний Толстой.
Понятно, что социальное и физиологическое переплетены, и что первично — не столь и важно: мужская сексуальность — как и вообще рутина — меняется медленно, если меняется. Причём, в этих изменениях стоит выделять лицемерие, притворство, приспособление под меняющиеся обстоятельства феминизирующегося мира.
Но то, что женщина для мужчины объект (иногда субъект) в двух ипостасях, к которым если не противоположное, то противоречивое отношение, вряд ли изменится. В отличиеот женской сексуальности, которая всегда имела актерскую, символическую и конформистскую составляющую подчиненного с большим арсеналом приемов манипуляций, характерных для жертвы, мужская — более косная и скроенная из цельного куска мужского эгоизма и страха потерять прерогативы власти. Вежливость и церемонии периодически приветствуются, но не меняют сущности. А то, что в реальности мужчине подчас приходится подчиняться конкретной женщине, только усиливает традиционную обиду: мужчина – господин.