Заметка Кирилла Рогова о Чубайсе, в равной степени огорчительна, и симптоматична.
Почему огорчительна, скажу в конце. Начнем с симптоматики. Несмотря на короткий метр, заметка вполне апологетична. Чубайс – не просто назван героем, который «ярок, силен, непреклонен» и «эффективен» (с небольшим уменьшающим коэффициентом в виде слова «достаточно». Единственным недостатком/пороком (старик, скажу тебе со всей прямотой, ты – гений) выставлена его отчаянная самоуверенность, мол, именно она «была воспринята как Обман с большой буквы», за нее, мол, Чубайса и ненавидели. Что вряд ли.
Дело не в ненависти, а в той роли, которую Чубайс сыграл. Он был одним из тех, кто власть и собственность де-факто, которыми обладали до перестройки высшие чины советской номенклатуры, помог превратить во власть и собственность де-юре. В ту власть и собственность, которую – как в первом слагаемом, так и во втором – можно теперь передавать по наследству, ожидая, когда они приобретут совсем легитимный вид.
Одна беда: в легитимность этой власти и этой собственности не верит не только наш русский завистливый народ, но и тот самый либеральный Запад, с которым вроде как должен быть солидарен аналитик с либеральным бэкграундом. Простые люди из американского Конгресса при введении самого крупного пакета антипутинских санкций, не мудрствуя лукаво, включили в него – за ничтожным изъятием – практически всех самых наиболее состоятельных россиян и наиболее видных чиновников, отказывая этой власти и этим состояниям именно что в легитимности.
В некотором смысле весь правый поворот, затеянный Путиным и заквашенный на мракобесии, и был вызван отказом в легитимности власти и собственности, обретенной после перестройки ее бенефициарами. Дабы защитить.
Ну, хорошо, может быть, это просто политическая борьба, желание уесть путинский режим и матушку нашу Рассею с ее непокорной главой, а вот народ наш пошехонский, который любит Путина взасос (или любил, народная любовь быстротечна, как у девушки), но вот согласия в нем по поводу чубайсовской приватизации и состояний, которые номенклатура и красные директора получили из рук героя, — нет согласия, и кажется, не будет.
И это тоже причина радикализации путинского режима, который становится все более репрессивным и колеблющимся между авторитаризмом и тоталитаризмом, отчетливо склоняясь к последнему. Репрессивность режима – это защита, защита всех тех состояний, которые, как резонно опасаются в Кремле и возле, будут очень быстро экспроприированы, как только Путину сыграют в четыре руки реквием Моцарта вперемежку с Лебединым озером. Тем более, что приемы экспроприации не забыты, они как бы в подкорке, в оперативной памяти, чего-чего, а делить чужие деньги мы умеем с радостью и вдохновением.
Ну, так может – вернемся на шаг назад – все дело в зависти, которая родилась раньше, чем блуд труда? Возможно. Приватизация проходила не только в России, но и в балтийских странах, в странах Восточной Европы, и нигде не возникало такого остервенелого неприятия. Нигде не возникало такого вопиющего расслоения и неравенства, как то, в котором поучаствовал героический Чубайс. Все эти сопли по поводу того: мол, приватизации справедливой не бывает – бывает. Такое, чтобы приватизация устроила большинство, невозможно – возможно. Не было ни у кого денег, а пускать иностранцев в наши закрома гордость великороссов не велит: пустые оправдания. Важен результат: ощущение несправедливости и фантастического расслоения. По рецепту Чубайса.
Теперь о том, кто выиграл, ну, кроме этих самых бенефициаров, которые живут в Кремле (в Кремле не надо жить) или в Лондоне. Те, кто обеспечивал и обеспечивает идеологическое прикрытие всему этому расслоению, кто в девяностые при Ельцине пугал коммунистическим реваншем, мол, главное, чтобы коммунисты не вернулись и не притащили за собой советскую власть на веревочке. И пока они пугали реваншем, за стеной пилили гири по методу Чубайса.
Почему столь странную – для тех, кто не знает, как здесь все устроено и почему – странную, высокомерную позицию заняла еще при Ельцине либеральная интеллигенция, которая, кажется, ни секунды не сомневаясь, среди сторон – нищего, завистливого, вечно пьяного народа и новых русских, как их стали называть в виду как бы новой социальной субстанции, ими олицетворяемой – выбрала не тех, кого поддерживала дореволюционная интеллигенция, не униженных, глупых и оскорбленных, а их антиподов. Эти самые инженеры человеческих душ, эти филологи, театральные критики и киноведы, эти люди с умом и талантом – выбрали без колебаний новую-старую номенклатуру.
Потому что государство, как работодатель, приказало долго жить, и платить за этот самый гуманитарный труд чем дальше, тем больше стали именно чубайсовские выкормыши, нувориши постсоветской эпохи, люди с деньгами и властью. Кто-то скажет: продались, продались на корню; но зачем нам громкие выражения: они стали работать на тех, кто был в состоянии платить.
И вот этот парадокс. Те, кого мы именуем либеральной интеллигенцией, они же в первых рядах борцов с путинским режимом? Ведь так? Именно они пишут на полях «Эха», в тех изданиях, где еще платят, делают экспертизу или политологический анализ, не забывая (но и не педалируя) чьи фамилии указаны (если не указаны, то все равно известны) в качестве владельцев того или этого информационного или интеллектуального ресурса. Но как же так, они же против Путина? Да, потому что он источник неравновесия, дискредитирует то, что именуется новым русским капитализмом. А ему противостоят не какие-то отчаянные головы, пишущие здесь итак гневные филиппики, а те же самые бенефициары, только не из тех, что на виду, как друзья Путина, кто получает государственные дотации и государственные заказы. А другие, неведомые изгнанники, которые хотели бы одновременно и Путина за глупость и нерадивость снести, и заменить его и его присных теми самыми владельцами ресурсов, за счет которых золотые перья России не боятся проснуться на дырявых простынях и с краюхой черствого хлеба, завернутого в полотенце.
И для них Чубайс – герой. Это мало сказать. Отец родной. Инициатор и организатор их побед и состояний, их второй и лучшей жизни, начавшейся после эпохи залоговых аукционов. И как бы они не ненавидели Путина, тех, кто ненавидит источник их богатств, они ненавидят еще больше.
Поэтому, собственно говоря, и симптоматично.
Но почему огорчительно? Потому что к Рогову я по разным причинам отношусь — не знаю, какое слово подобрать, — с симпатией, наверное. Он был молодым, даже юным человеком, которого без малого 40 лет назад привезла в Ленинград знакомиться со мной одна наша общая знакомая, близкая к Жене Харитонову. Возможно, потому что я был автором первой статьи о Харитонове, которой он гордился, меня он попросил хранить его вышедший буквально за пару недель до смерти свой сборник «Под домашним арестом». Ничего не помню от той встречи, только потом я понял, что Рогов, по природной скромности не вымолвивший, кажется, на той встрече ни слова (или я их запамятовал), тоже о Харитонове думал и собирался писать.
С тех пор я следил за Роговым, который вместе с перестройкой поменял филологию на политологию, я полгода назад даже написал о нем, вполне, кажется, сочувственно.
И, пожалуй, мне нечего добавить к сказанному, кроме того, что выпускник Суворовского училища вместо Чубайса – это, конечно, лучше. Выпускнику Суворовского училища не будут верить как либералу, ему не обмануть так, как обманывал Чубайс, а так — да. Нормальные герои всегда идут в обход, не правда ли?