Выбрать страницу

Русский Холокост

Происходящее в русском обществе действительно напоминает катастрофу: за век русская культура описала неполный круг и второй раз уверенно, как домой, заходит в тоталитарную конюшню, где все уже готово и на своих местах. Все упрямые попытки спихнуть ответственность на некую коррумпированную группу, случайно оказавшуюся во власти, а затем, дабы сохранить свои позиции, осуществившую перенаправление общества из псевдодемократического состояния в диктатуру, кажется, тщетны. Какие бы интересы не имели попавшие во власть, перенаправление огромного, грузного, разношерстного поезда с бесконечностью прицепных вагонов, с множеством противонаправленных стратегий и позиций пассажиров и проводников с одних рельс на другие возможно только при условии, что равнодействие всех сил позволит это сделать.

И даже если использовать вполне архаичную систему разделения на государство и общество (потому что государство – одна из общественных форм) и утверждать, что нелепое, косное и плохо реформируемое русское государство, как некая злая и инертная сила свинцовых небес, в очередной раз подавило сопротивление инфантильного общества, то все равно очевидно, что общество так или иначе согласилось с происходящим и в равной или пропорциональной зависимости несет ответственность за воздух в казарме.

То есть эта та ситуация, когда не имеет значения личная стратегия, нельзя дистанцироваться от картинки за окном, сообщая себе и другим, что я, мол, противостоял, боролся, сопротивлялся и продолжаю это делать. Или, напротив, не участвовал, дистанцировался от обреченного на поражение политического процесса, изначально все знал и презирал это общество, эту страну, этих людей, неспособных на здравое социальное строительство. Или вообще уехал, предполагая, что ничего, конечно же, не получится. Совершенно неважен конкретный статус, ответственность разной толщины слоя покрывает всех – кто предлагал альтернативы сползанию в тоталитаризм, кто предвосхищал и видел все наперед, кто уехал или остался. Демократы и патриоты, верные путинцы и навальнисты, государственники и либералы на русский лад, эмигранты внешние и внутренние, даже русская классика отчетливо попадают под действие предательской тени, дезавуирующей, девальвирующей, понижающей цену всего, что она покрывает. Потому, что позволила совершиться унизительному и дискредитирующему процессу: вторичному, повторному заходу в политическое ярмо, в тоталитарную узду, в стойло с уже заботливо приготовленным пучком сены и соломы.

И то, что этому предшествовал короткий период спущенной сверху невнятной свободы по-русски, инициированной перестройкой, вроде как просвет в грозовых с коричневым подпалом тучах политической предопределенности, только усиливает ощущение катастрофы. Пусть сверху, пусть в своих целях, пусть ненадолго, но дали шанс стряхнуть с себя наваждение привычной покорности и состояться. А в результате все оказалось зря, и, воздохнув огорченно плотно сжатым ртом, огромная страна вошла в привычную гавань общественной предопределенности и следования за железной рукой очередного нелепого и недальновидного правителя.

Да, можно строить те или иные политические расчеты, объясняющие и пророчествующие скорый или неспешный провал нынешней власти, но она-то здесь, можно сказать, лишняя спица в колесе. Она-то избыточна по отношению к той готовности, с которой общество позволило надеть на себя седло с незажившими следами от прошлого рабского служения.

Трудно не видеть, что этот вариант русской власти действовал в рамках инерции, возникшей в обществе, и не больше чем серфингист на океанической волне, которая позволяет себя оседлать, стреножить и ввести в закрома привычного и знакомого.

Никакие ссылки на новые обстоятельства, на иную информационную ситуацию, диктуемую невозможностью запечатать общество столь же плотно, как подлодку Курск, как оно было запечатано век и полвека назад. Как выясняется, информационная свобода — не более, чем пена на гребне волны, пена может спадать или катится вместе с волной, но на траекторию движения она существенного влияния не оказывает. Посты в фейсбуке можно вести и на тюремных нарах.

То же самой с русской культурой, которую иногда пытаются приспособить в качестве противодействия или противоядия тому очевидному упрощению, с которым связано движение к тоталитаризму. На самом деле русская культура в ее итоговом, суммарном виде и оказалась тем салом, которым смазали рельсы, дабы этой махине удобнее было скользить в пропасть очередного припева. И второй раз не воскликнешь: «Эй там, кто там, в непогоду, помоги в немой борьбе!» Потому что и тот, кто восклицал и восклицает, и тот, к кому обращаются, уже сыграли и играют свою роль в процессе возвращения на тоталитарные рельсы. И потому что ему все равно, свободно ли цензура стесняет балагура, и сам торопился дать отповедь клеветникам России, а зависеть от царя или народа ему было по барабану. Да и борьба-то немая.

Но дело опять же не в игре цитат, на которые при желание можно найти цитатную ответку, а в итоге, который подбивает бананс под этой темой борьбы государственников и индивидуалистов, западников и славянофилов, конформистов и нонконформистов, она в общей гриве, расчёсанной на итоговый тоталитарный зачес.

Безусловно, остается пространство для частной жизни и тех или иных стратегий, умело и привычно сочетающих внутреннюю фронду с внешним океаническим течением и незаметным движением в его рамках. И для этого привычного дистанцирования готовы культурные и контркультурные приемы, но и они, и любое противостояние, и гласное или негласное сопротивление не отменяет главного.

Русскую культуру, русское общество постигла катастрофа; ужасная, порочная и притягательная близость двух ям, в которые на десятилетия падает страна, и то, что она когда-нибудь ненадолго выберется из ямы с возгласами негодования и отвращения к себе и тем, кто как бы слепые поводыри слепых, не отменяет главного. Нет никаких оснований предполагать, что это дурная бесконечность: короткие реформы с перениманием западных технологий, а затем неизбежное замыкание в собственной бесконечной, как эхо, иллюзорной самодостаточности, может быть прервана.

Только смертью смерть поправ, только умерев и воскреснув принципиально другой, под другим, скорее всего, именем и с другим бэкграундом.

Катастрофа, из которой нет двери на выход. Только на вход.

 

 

 

 

Персональный сайт Михаила Берга   |  Dr. Berg

© 2005-2024 Михаил Берг. Все права защищены  |   web-дизайн KaisaGrom 2024