The bad еврей. Главка 9

The bad еврей. Главка 9

В этой главе я продолжаю топтаться в прихожей, суечусь возле старта, будто не знаю, что будет дальше. И обращаю внимание на характер времени, который проявляется в том, что сумело устареть за более чем десять лет, прошедших с написании этой моей штуки. Конечно, первыми устаревают политические имена и какая-то мелкая поросль злободневности, я начинал писать при Буше-младшем, завершал при юном Обаме, а с тех пор Трамп успел прошелестеть как с белых яблонь дым, а вот по существу ничего не изменилось. Но некоторый анахронизм царапает порой ножом по стеклу, но было бы глупо подстраивать все под уходящую натуру злободневности, не в синхронности суть. Однако то, что некоторые прядки выбиваются из пробора, говорит о той жанровой двойственности, которой принадлежит эта проза. Она, конечно, земноводное создание, в ней прихотливая биографичность и наигранная взбалмошность автора вступает в сложный альянс с его же движением мысли, которая при этом не равна экзистенциальной проблеме национальной идентичности. Она вообще не равна ничему, кроме как этому копошению мыши возле дырки в углу. Эта ситуация промежности, промежуточности, пространства между стульями, и то, что придает ускорение мысли, стоящей при этом как вода в стакане: то есть и двигатель и, одновременно, тормоз, как узор тормозит рисунок.

bad еврей. 9

В этой главе я продолжаю топтаться в прихожей, суечусь возле старта, будто не знаю, что будет дальше. И обращаю внимание на характер времени, который проявляется в том, что сумело устареть за более чем десять лет, прошедших с написании этой моей штуки. Конечно, первыми устаревают политические имена и какая-то мелкая поросль злободневности, я начинал писать при Буше-младшем, завершал при юном Обаме, а с тех пор Трамп успел прошелестеть как с белых яблонь дым, а вот по существу ничего не изменилось. Но некоторый анахронизм царапает порой ножом по стеклу, но было бы глупо подстраивать все под уходящую натуру злободневности, не в синхронности суть. Однако то, что некоторые прядки выбиваются из пробора, говорит о той жанровой двойственности, которой принадлежит эта проза. Она, конечно, земноводное создание, в ней прихотливая биографичность и наигранная взбалмошность автора вступает в сложный альянс с его же движением мысли, которая при этом не равна экзистенциальной проблеме национальной идентичности. Она вообще не равна ничему, кроме как этому копошению мыши возле дырки в углу. Эта ситуация промежности, промежуточности, пространства между стульями, и то, что придает ускорение мысли, стоящей при этом как вода в стакане: то есть и двигатель и, одновременно, тормоз, как узор тормозит рисунок.

Ложь как конфессиональный выбор

Ложь как конфессиональный выбор

На канале Newsader вышло интервью Александру Кушнарю, в котором говорили о причинах того, что Запад сдал Украину, как в принципе, политически, так и в частном случае — с трубопроводом в Германию. В том числе о причинах т.н. «двойного счета», который на самом деле естественное поведение не только для политиков, но и просто в быту.

Так же я обращаю внимание, что русская система права куда ближе устному, а не письменному праву, не буква, так сказать, а звук, жест, намек, прежде всего, от авторитета. Куда-то вниз, в безмолвную толпу. Вообще не право, а право сильного. Поэтому, в частности, Россия ближе к общинному строю, чем к современному обществу. Отсюда и такая тяга к традиционализму, который просто есть отказ от правил, при которых не победить.

И от этого же, кстати сказать, такая терпимость ко лжи — лжи политиков, первых лиц, лжи частных персон, лгущих легко, как неверный муж жене. И во многом это следствие выбора православия, которое отделило Россию от остальных, превращенных этим выбором в чужих, во врагов, обступивших Россию, как волки несчастную овечку. И можно тысячу раз твердить про то, что Москва — Третий Рим, но это тоже ложь. А спокойное отношение ко лжи — это опять же от того, что православная Россия в кругу иноверцев. А ложь более сильным иноверцам — не ложь совсем, а военная хитрость. Ложь во благо. Россия не может противопоставить ничего более сильному протестантскому и католическому Западу и врет, изображая то, чего нет. Ту самую «лепоту», кружева, видимость (вместо сущности), за которые православие и было некогда выбрано, если верить летописцу. И пока православие не реформировано, ничего не будет, история будет ходить по кругу, как слепой пони в упряжке от злого хозяина.

The bad еврей. 8

The bad еврей. 8

Вчера ночью меня забанили и удалили мой пост «Звонок Сечина Лаврову, перехваченный СБУ» (смотрите на сайте mberg.net), в котором я высмеивал министра иностранных дел и его собеседника за сексизм, мачизм и патриархальную хуеугольность. Однако подавшие на меня жалобу, скорее всего, меня выставили нарушителем толерантности, и жалкий лепет моих оправданий пролетел мимо мишени, как русский футболист мимо ворот.

Какое отношение это имеет к очередной главке моего «The bad еврей»? Прямое, как ни странно. Не потому, что я считаю, что жалобщики на мой сарказм — это те, кто копит на меня давнюю обиду за критику национализма, как еврейского, так и русского. Вполне, почему нет. Как я представляю, существует немало тех, кто из камней за пазухой давно построил Ниеншанц и рад бы похоронить меня под этим камнепадом.

Но ведь не в этом смысл. Почти любая моя мысль кажется перпендикулярной к поверхности и бьет острым концом кому-то по темечку (или только кажется): не националисту, так фундаменталисту от политики, религии или культуры, значения не имеет. Да и либералу, почему нет, общее место у каждого свое, но у каждого есть. Кому-то возможно кажется, что я — этакий записной парадоксалист, ищущий, кому бы вставить шпильку. Что на самом деле не так, хотя внешне может восприниматься и таким образом тоже. Я просто ищу мысль, как расческа выпадающую из пробора прядь, только цели у нас с расческой разные. И кому в результате выпадает шанс накопить на меня обиду, дело сугубо вторичное. Я ищу ту мысль, которая топорщится, но не потому что знаю, что она, как заноза, в кого-нибудь да воткнется. И не потому, что сам заноза. А потому что из заноз плету веники, а что и где мести пол, вопрос второй. Или двадцать второй.

 

Питтсбург. Пенсильвания. Русские рифмы

Питтсбург. Пенсильвания. Русские рифмы

Неотложные академические занятия вынули меня из фейсбука, как ножик из кармана и месяц из тумана. А когда возникла пауза, я решил не писать о Явлинском и жалобах Путина (может, ещё напишу) на то, что бог не любит народ русский. То есть любит в связке мороз-красный нос, а по отдельности не очень. Короче решил доделать ролик о поездке на 4 июля в Питтсбург, где мой сын преподаёт в местной летней школе, и где много русских рифм, о которых я рассказывал, рассказывал, а о самой главной забыл. То есть не то, чтобы забыл, помнил все время, но не нашёл места, чтобы вставить. А рифма эта между Джорджем Вашингтоном и нашим великим полководцем Кутузовым. Потому что все те трюки, которые Кутузов показывал Наполеону, за почти полвека до него их показал Вашингтон, командуя армией только рождавшихся тогда Соединённых штатов против армии англичан, приехавших в Новый свет напомнить, кто в доме хозяин.

И диспозиция была следующей: у англичан отборное и мотивированное войско, тысяч 40, а у  Вашингтона фермеры с ружьями числом раз в десять меньшим. Короче Вашингтон и показал, как надо выигрывать не числом, а умением, которое заключалось в том, чтобы избегать решающего сражения, но понты кидать в полный рост, что твой Кутузов. Недаром Вашингтона уже тогда называли второй Фабий Кунктатор, то есть римский полководец, сражавшийся с Ганнибалом во время второй Пунической войны методом Кутузова. Он тоже постоянно уворачивался, убегал, пока громоздкая армия соперника изнемогала от преследования и теряла силы от времени.

Вот эту драгоценную рифму я держал в уме, пока рассказывал о Питтсбурге, думая, вот-вот, сейчас как раз и вставлю. Но не вставил, то есть вставил, но только здесь и сейчас. А так — да, поездка в Питтсбург, город 425 мостов. Посмотрите на досуге.

The bad еврей. Главка 7

The bad еврей. Главка 7

Эта глава не только и столько о евреях, сколько об эмиграции как болезни и эмигрантах, чьи взгляды, как кощеева жизнь в яйце, заключены в оправдании комплекса эмигранта, который вынужден оправдывать свою эмиграцию до последнего патрона, как Путин отравление Навального. По меньшей мере, если речь об эмиграции русской, то есть из России ненаглядной. Эти взгляды мне были известны задолго до того, как я тормознулся в Америке. Та еще публика, надо сказать. Или я пристрастен? Ну, конечно, пристрастен, если вам так легче. А вы как хотели? О Зворыкине и Сикорском пусть другие говорят, им сподручнее.

Гарвард (мидлсекс) за полчаса

Гарвард (мидлсекс) за полчаса

Это такой рассказ о Гарвардском университете, в котором я показываю и рассказываю о своем представлении, своей транскрипции этого известного учебного заведения, которое, одновременно, учит и воспроизводит элиту. Потому что учеба и есть подтверждение собственных позиций и усиление их, сооружение ступенек лестницы, на верху которой ты сам . А так — да, со стедикамом по кампусу, на машине вокруг Harvard Yard и с дроном с небес. Так как у меня уже был похожий ролик о Генри Торо и его Walden Pond, то я отношу этот ролик к серии, названной мной «Интеллектуальные экскурсии». Насколько они интеллектуальны и в какой мере экскурсии, судить не мне.