Цветущим борщевиком еврейского национализма всего за пару дней заросла поляна русского инета. Те, от кого и не ждёшь, выпускают из себя пары национального признания, поднимая над головой зонтик еврейской солидарности. А те, кто смолчал, ощущают себя предателем и трусом.

Чувство правоты для нас часть комплекса самосохранения. Поэтому мы по преимуществу правы всегда и везде, и даже необходимость признать порой свою ошибку никак не влияет на общее ощущение правоты. Потому что общее больше частного, а тёплая ванна кусочка льда.

Когда ищутся причины того, что кажется ужасным, то в первую очередь подозрение падает на такое же ужасное, но пока скрытое.  Скажем, расстрел школьников бывшим школьником в Казани естественным образом заставляет искать причины произошедшего в чем-то похожем, но из другого ряда.

Репрессивные законы, принимаемые съехавшей, казалось бы, с катушек Россией, более всего напоминают защитные щитки, надеваемые хоккеистом перед суровой ледяной бранью. В том числе запрещающие сравнивать Сталина и Гитлера и вообще сомневаться в чистой, как слеза младенца, победе совка в войне.

Если посмотреть на реакцию российской интеллигенции на ужесточение репрессий со стороны путинского режима, а эти репрессии идут по все более проступающему плану квадратно-гнездовым методом, то бросается в глаза одна особенность, характерная как для интеллигентской среды в целом, так и для отдельных ее представителей. Речь идёт об отстаивании интеллигенцией своего права на статус жертвы.

В ситуации, которую некоторые с ужасом определяют как злые силы правят бал, и у этого не может быть хорошего конца; а другие —  как переход от авторитаризма к тоталитаризму с репрессивными рефлексами, имеет смысл попытаться найти дверь, замок и ключ.