Главная

Андеграунд: жизнь после смерти

от | Авг 22, 2022 | Кафедра

В России книгу можно приобрести здесь
 
Аннотация на спинке:
Книга избранных статей, написанных за последние двадцать лет и собранных впервые,
соединяет тексты, опубликованные в разных периодических изданиях и становившиеся
подчас источниками бурных и, что нечасто в научной среде, эмоциональных споров. Это
касается не только некоторых страниц истории ленинградского андеграунда,
обнародованных и прокомментированных данных о внедрении агента КГБ в руководство
знаменитого до перестройки «Клуб-81» или исследования истории первых переводов
русской классики и подчас скептического к ней отношения со стороны западных
писателей-современников. В книгу, начинающуюся со статьи, посвященной истории
неофициальной критики и теории между концом оттепели и началом перестройки, а
завершающуюся текстом представления Умберто Экко перед его выступлением в
Петербурге, включены статьи, исследующие изменения статуса и роли советского
андеграунда после перестройки, подведением итогов распада подпольной культуры и
различных стратегий включения ее в более широкий оборот, политические и
культурологические смыслы и последствия этих изменений, по которым можно
проследить историю русской культуры последних десятилетий и ее катастрофы.
 
Отзыв Владимира Сорокина на последней стороне обложки:
Михаил Берг — неколебимый рыцарь Слова в ржавых, намертво приросших к телу латах
Русской Духовности, но с лазерным мечом Постмодернизма в сильной руке.
 
Содержание:
Неофициальная литературная критика и теория
(между концом оттепели и началом перестройки) 6
АНДЕГРАУНД ПОСЛЕ ПЕРЕСТРОЙКИ
ИТОГИ. РЕВИЗИЯ
ПОЛИТИКА И КУЛЬТУРА
Русская скрипка в мировом оркестре (Введение в «Русская литература на Западе как аргумент внутренней конкуренции») 280
НА ПОЛЯХ
 
Издательская аннотация:
Михаил Берг — писатель, критик, культуролог, публицист. Активный деятель нонкоформистской культуры. Представитель русского постмодернизма. Сегодня, когда русская культура, вслед за другими европейскими культурами, перестала быть литературоцентричной, о литературе можно говорить без натужного наделения того или иного произведения, то или иной писательской стратегии самоценностью. Ценность, в том числе социальная, литературного акта, жеста, проекта может быть осмысленна, причем не только на уровне вопросов — почему так написано, но и на не менее принципиальном — почему это прочитано, кем и зачем.
 
Моя реакция в Фейсбуке:
В Петербурге в издательстве Пальмира вышла моя книга Андеграунд. Итоги. Ревизия — как привет из прошлой эпохи: так у дорогого покойника продолжают расти ногти, передавая привет из совершенно другого времени. Уж и не чаял.
В сборнике, составленном в прошлом году для американского издания, собраны мои академические штудии за последние годы. В том числе те, что вызывали бури эмоциональных рулад и сладкой литературной злости при публикации.
Но начну я с обложки, потому что в ней неведомый мне художник, кажется, азартно спорит с содержанием ряда статей и одновременно с историей. На обложке изображен Аркаша Драгомощенко, на которого снизу вверх и почти заискивающе смотрит Витя Кривулин, что, конечно, смешно для тех, кто в курсе. Это Кривулин всегда снисходительно и насмешливо смотрел на Драгомоя, совсем не ожидая того, что на ночных скачках после занавеса тот обойдет его на промежуточном финише на полкорпуса.
Не все ладно с ростом и возрастом героев этого коллажа – Витя был старше на полгода, а тут Драгомой, на самом деле — метр с кепкой, вдруг такой весь из себя вечный стройный юноша архивный, сдержанный и холодный. Что есть функция инверсии по отношению к реальности. А Кривулин весь пружина или даже пружинки, взятые напрокат из аркашиного дивана.
Но в конце концов, как я говорю в последнем тексте книги, представляя Умберто Эко в Петербурге перед его выступлением (забыл только место и время), все лишь эхо, только эхо, милый мой. То, что спор идет уже на уровне оформления книги говорит о том, что не все слезы высохли, не весь пожар изошел в холодные угли – еще есть где обжечься или погреться. Кому как.
Книгу, понятное дело, я в руках не держал, да и буду ли в ближайшем будущем: между нами океан, почта не ходит, как во время чумы, и ветер гуляет на просторе. Только увидел сегодня на фотографии, как герой «Волшебной горы», что носил с собой рентгеновский снимок своей возлюбленной. Я бы мог рассказать об идеях, темах и приемах, но расскажу только об одном, который не столько прием, сколько диагноз. Кто-то ищет прекрасную даму, кто-то рифму к слову «длинношеее», а у меня вместо всего: поиск заусенец, шероховатостей, несовершенства. Порой чисто инстинктивно, как рачительная хозяйка проводит рукой по скатерти в поисках крошек или по простыне – разглаживая складки. Я же делаю наоборот: я не разглаживаю, а собираю их в фокус. Потому что заусеница, сбой программы и есть моя муза. Все остальное — просто инерция.
Вот, собственно говоря, и вся моя книжка.